Повести о русской жизни. Вячеслав Борисович Репин

Кураедов принес из машины бутылку вина, русского, крымского, дорогого, с номерной этикеткой, да еще и коньяку, что к вечеру вышло, конечно, кстати.

      Сын известного психиатра, да и сам вроде бы не последнего ранга невролог, Кураедов был знаком с о. Михаилом с юности. Семью свою, жену и двух дочерей, еще девочек, он привозил в храм по праздникам. Иногда делал небольшие денежные подношения на приход. На дружбу же не навязывался. Но общих знакомых было немало и с годами всё больше и больше, церковное общение сказывалось. Поговорить за столом всегда было о чем.

      Вот и в этот вечер говорили об общем друге юности, который из светского театрального художника подался в иконописцы и уже писал настоящие иконы: расписывал своды храмов где-то в провинции к северу от Москвы. Обсуждали стройку, которая вроде бы сдвинулась с мертвой точки. Говорили и о молодом человек, новичке в приходе, которого о. Михаил недавно направил к Кураедову на консультацию.

      Молодой прихожанин батюшке казался не совсем адекватным. Парню хотелось чем-то помочь, жил он с теткой, без родителей. Просьба настоятеля выглядела не совсем обычной. Много ли среди церковного люда людей адекватных в обычном понимании этого слова? Но Кураедов отнесся к поручению с ответственностью, чем всегда в общем-то отличался.

      – Да всё у него в порядке. Нормальный парень. Кстати довольно продвинутый и симпатичный. Мне он понравился, – объяснял Кураедов за столом. – Ясная голова, уравновешенный. Скромноват чересчур. А вот тут…

      Радетельный батюшка вопросительно развел руками:

      – Но… не плохо же это?

      – Да нет, конечно.

      – Здоров, значит? – переспросил настоятель.

      – Как вы и я… Я еще и своих попросил. Есть у меня опытный психиатр-терапевт. Мы о парне долго говорили. Так что не волнуйтесь, у него всё в порядке, – заверил Кураедов. – Я, кстати, его нанял уроки давать моим девчушкам. В информатике ну совсем ничего не понимают, а липнут весь день к экранам. А он, ну просто гик какой-то…

      Дело же было в том, что в сентябре, с начала месяца этот самый молодой человек, которого о. Михаил раньше у себя не замечал, зарядил на исповедь, и чуть ли не каждые три дня вновь возвращался исповедоваться. О. Михаил знал мать парня. На службах она давно не появлялась. По слухам увлеклась кем-то, уехала за границу. Ну а мальчик остался вроде бы один, жил с родственницей. И вот в сентябре, когда лицо парня примелькалось и стало ясно, что в храме он не просто отирается, о. Михаил вспомнил, что, исповедуясь, мальчик всегда говорил об одних и тех же проступках своих, о которых он, исповедующий священник, едва услышав, по привычке мгновенно забывал, но тем не менее что-то запало и в него.

      Мальчик утверждал, что убил человека. Убил, мол, не прямо, а косвенно. Казалось очевидным, что он наговаривает на себя. Как можно убить человека косвенно? Больше того, жениться собирался на слабоумной. И не по любви, а потому что наобещал. Ну и всё в том же духе. В какой-то момент о. Михаилу показалось, что мало паренька просто