Восточный плен. Князь. Мариша Кель

не надо. Его гнев должен сослужить мне хорошую службу.

      Но казалось, все усилия Сетеней тщетны. Убедить евнуха было непросто. Сетеней даже не предполагала, что столкнется с подобным затруднением. Кизляр всегда беспрекословно исполнял ее волю. Готов был отдать жизнь за свою госпожу и не раз уже доказывал Кадын безграничную любовь и преданность. Но теперь он неистово упорствовал в своем отказе.

      Тогда женщина ласково провела рукой по лицу евнуха, тщательно скрытого за темной тканью.

      – Ты уже не в силах защитить меня, мой верный друг, – с нежностью промолвила она. – Позволь доверить жизнь моей дочери этому человеку. Он силен и более всего желает свободы. Посмотри на него, Кизляр… Посмотри!

      Она нежно, но с силой повернула голову евнуха, заставляя взглянуть на помост.

      – В его глазах горит желание мести и свободы. Этот человек во что бы то ни стало вернется домой. Он вернется домой и спасет мою дочь…

      – Умо-о-о-ля-у-у, б-е-е-риии др-у-ууго-го, – безобразно коверкая звуки, сиплым голосом, теряя уверенность, с трудом прохрипел евнух.

      – Я выбрала, – решительно промолвила Сетеней.

      И вот теперь ее желание было исполнено – русский невольник стал ее рабом. Как же она могла совершить такую оплошность в первую их встречу и упустить его?!.. Сетеней мысленно списала это на гнев, в то время обуревавший ее. Она ждала, что к ней доставят ее возлюбленного, что так бессовестно обманул, позабыв о своем обещании вернуться. Он позабыл о Сетеней и о своих чувствах к ней, и вместе с его предательством – жизнь рухнула.

      Тяжело вздохнув, она попыталась мило улыбнуться мужчине, что лежал у ее ног.

      Но ни ласковость ее взгляда, ни взмах длинных ресниц ни на мгновение не умерили ярость пленника. Перед Сетеней по-прежнему был человек, который, имея возможность, не задумываясь, переломил бы ее хорошенькую шейку. Она со всей очевидностью осознавала, что этот русский может в любой момент напасть на нее.

      Но Сетеней так же понимала, что этот мужчина, вопреки всему здравому смыслу, должен начать доверять ей, и как можно быстрее. Сама же Сетеней намеревалась доверить ему самое ценное, что имела, – жизнь своей единственной дочери.

      – Отпустите его и снимите кандалы, – на турецком приказала она.

      Стражники, все как один, посмотрели на нее, точно на умалишенную.

      Раздраженно вздохнув, она яростно взглянула в сторону Кизляра.

      Лицо ее преданного друга скрывала темная мантия, а по непроницаемому взгляду его черных глаз нельзя было прочесть ни одной мысли. Он молчал, как и всегда.

      – Он никуда не денется посреди пустыни, Кизляр, – спокойным тоном произнесла Сетеней.

      Молчаливый евнух знаком приказал охране снять с пленника кандалы и удалиться.

      Сам же он и не подумал двинуться с места, оставшись стоять, точно безмолвная тень, за спиной своей госпожи.

      Четверо стражников исчезли в проеме шатра. Оттуда они могли слышать, что происходит за пологами, но так как они не знали языка, на котором Сетеней собиралась говорить