Воскрешение. Денис Михайлович Соболев

а значит, был за нее в ответе, давало ему право смотреть на ее руки, тонкие, чуть неловкие, после бессолнечной ленинградской зимы белые почти до голубизны, почти прозрачные. Он вспомнил, как она ему говорила, что практически не способна загореть, только сгорает; а под летним солнцем сгорает быстро и почти до мяса. Митя ловил ее взгляд и думал о ее глазах, внимательных, сосредоточенных, глубоких и одновременно чуть растерянных; он не понимал, как это могло быть одновременно. Катя зачем-то накрасила губы, не очень умело, и ее розовая помада вспыхивала под густеющим весенним солнцем. А еще ему стало казаться, что вся она светится изнутри прозрачным и несокрушимым светом души. Среди человеческого хаоса ее тонкая фигурка в старой дачной куртке на два размера больше казалась ему самым уязвимым и самым устойчивым во всем окружающем мире, и он не мог перестать о ней думать.

      – Почему ты на меня так смотришь? – спросила Катя.

      – Боюсь, ты поранишься, – ответил Митя, – или кто-нибудь из упитых панков на тебя что-нибудь опрокинет. Это же я немного по дурости тебя сюда зазвал. Честно говоря, я не знал, что все так запущено.

      – Наверное, я совсем бесполезная.

      Не то чтобы он не думал о Кате раньше, но после этого дня на Мойке Митя понял, что только с большим трудом ему удается думать о ком или чем бы то ни было еще. В школе ему помогала память; он отвечал на вопросы и даже выводил теоремы, смутно понимая, о чем его спрашивают, что от него требуется и что же он делает. После «курсов» предложил Кате немножко пройтись пешком. Она кивнула.

      – Куда? – спросила она.

      – Я еще не придумал, – неловко и растерянно ответил Митя. Он был уверен, что Катя откажется.

      – Пойдем через Михайловский сад.

      Они обогнули Этнографический музей и снова вышли в Михайловский сад, к тому самому небольшому пруду, рядом с которым Митя тогда ее встретил, уже больше полугода назад. Несмотря на весну, день был серым, немного туманным, сыроватым; наступали сумерки, смешивающиеся с тонким весенним туманом. Все становилось прозрачным; казалось, что дыхание счастливой земли пропитывает воздух. Митя шел слева от Кати, на полшага впереди, чтобы постоянно видеть ее лицо. Как и тогда на Мойке, ему стало казаться, что в сумерках ее окружает тонкий прозрачный свет, который она сама не осознает.

      – Мы знакомы почти столько, сколько я себя помню, – вдруг сказала Катя, – и при этом не так давно. Это не кажется тебе странным?

      Странным Мите это не казалось. Но он все равно кивнул. Она ступала чуть медленнее обычного. Митя неловко согнул правую руку в локте, надеясь, что она возьмет его под руку; но Катя либо этого не заметила, либо не поняла смысла его жеста.

      – Ты знаешь, – ответил он, подумав, – на самом деле я даже не знаю, сколько мы с тобой знакомы.

      – В каком смысле?

      – Ты для меня самый близкий человек.

      Катя замедлила