Воскрешение. Денис Михайлович Соболев

комкая слова; но Аря не обратила на это внимания.

      – Ты читай, читай, пожалуйста, – повторяла она.

      – А где мы остановились? – спросила мама.

      Арина растерянно замолчала; в дороге все было так похоже.

      – Там, где про ночь, и про реку, и про собак, – ответил Митя.

      Мама с недоумением полистала книгу, но через пару минут начала читать.

      – «Уже от Якутска дня почти не было, – читала она, – а за хребтом началась полярная зимняя ночь; только звезды, луна и сполохи – северные сияния – освещали путь, если не было пурги».

      Под приглушенный, размеренный, действительно чуть усталый мамин голос – неожиданно снова ставший ясным, ленинградским, с вычерченными согласными и паузами между словами, – под плавное течение слов, ровное, как скольжение полозьев, мягкий, отвесно падающий за окном снег начал превращаться в поземку, постепенно поднимающуюся все выше, потом в густеющую ночную пургу; Арина поежилась и поглубже забралась под одеяло, почти до самого носа; перевернулась на бок.

      – «Путешественников с их тремя нартами, – слушала она, – до Новосибирских островов сопровождали еще пять нарт с их каюрами (вожаками), которые везли запас корма для собак, провизии и всякого снаряжения для людей, назначенного для склада на островах и для прокормления всех по дороге туда. Путь шел на северо-восток по одному из рукавов янской дельты, мимо брошенного поселения Устьянск, оставленного людьми из-за частых наводнений. Теперь это селение исчезло бесследно».

      «Теперь? – сквозь смутную северную ночь подумала Арина. – Интересно, а что же там теперь? Неужели все еще так, как в книге? Или большой каменный город?» А снег шел, шел и шел, наметая неровные сугробы, и она соскальзывала в черную полярную ночь по дороге из Якутска до бухты Тикси, откуда уже было совсем рукой подать до таинственной и еще не открытой земли; в лицо бил ветер, временами глухо лаяли собаки; мимо окна проползали редкие купеческие дома, неказистые избы казаков и юрты якутов; незаметно и неожиданно для себя Арина приподнялась над одеялом, подставляя лицо холодному северному ветру, погружаясь в пространство и незнакомое, еще не разведанное время. Она вдруг вспомнила о том, что бабушка говорила им о дороге, и стала представлять себе и бабушку тоже едущей вместе с ними по прекрасной бесконечной снежной дороге, которая вилась в дальнее счастье неизвестного, по равнине, которой нет конца.

      Митя слушал чуть напряженно, мысленно вглядываясь в каждое слово, как бы приподнимая его на ладони, иногда непроизвольно задерживал дыхание. Слова погружались в пространство уходящего времени; а мимо него скользили снега, низкие берега, высокие берега, дальние горы. Слова были полными и тяжелыми. Но потом он стал терять эти слова, терять скользящую линию рассказа, проваливаться из живого звука речи в пульсирующее пространство памяти. Временами он вспоминал сегодняшний вечер: смеющиеся лица взрослых, серьезные лица взрослых; высокие потолки у дедушки и бабушки, скругленные сверху оконные проемы, искорки света, плещущиеся в стекле и хрустале на