Отражение. Анна Сергеевна Одувалова

и уже жалею, но вот губы горят именно от его поцелуя.

      – Еще раз прости, не знаю, что на меня нашло.

      – Ты просто видишь не меня…

      На его скулах ходят желваки. Дэн злится, но пытается держать себя в руках. От этого еще больнее. Я и не подозревала, сколько всего между нами. Невысказанного, накопившегося. Тугой комок боли, который не получится распутать за один разговор. А поцелуй лишь все усложняет. Делает невозможным дальнейшее общение.

      – Я понимаю, тебе больно. Но не используй, пожалуйста, меня для того, чтобы создать себе иллюзию, – просит Дэн. – Это нечестно. Ни по отношению ко мне, ни по отношению к нему. Ты же знаешь.

      – Я не уверена, что сейчас целовала Андрея… – тихо шепчу я. – Точнее точно уверена, что целовала не его…

      – Не ври хотя бы себе, – жестко бросает Дэн, и я прикрываю глаза.

      – Говорю же, прости…давай спишем все на алкоголь?

      – У тебя все просто.

      – Нет! Не просто! – Я злюсь и давно бы перешла на крик, если бы не понимание, что мы на верхнем ярусе террасы, а внизу, уровнем ниже, люди и вечеринка в самом разгаре. – Именно поэтому я не появлялась здесь столько времени! Потому что ничего простого нет! Дэн, ты мне дорог. До сих пор дорог и всегда был для меня самым близким другом.

      – Которого ты благополучно выкинула из жизни на шесть лет. Грош цена такой дружбе, Карамелька. Ты вычеркнула меня, не отвечала на сообщения, но явившись через шесть лет, в один день умудрилась вывернуть душу! Зачем было усложнять? Скажи мне?

      – Зря я сюда пришла! И приехала зря, – раздраженно бросаю я и направляюсь прочь с балкона, но Дэн ловит меня за руку и привлекает на секунду к себе. Глаза в глаза, губы в губы. Его жесткие черные ресницы такие длинные, что мне снова, как и в детстве, завидно.

      – Знаешь, – говорит он. – Когда-то я завидовал Андрею. Я хотел, чтобы ты была моей. Но ты выбрала его изначально. Так вышло, я смирился. Но я никогда не пытался занять его место. Никогда. И тем более, не стану этого делать после его смерти. Даже если ты сама сделаешь шаг навстречу.

      – Но ведь это неправда, – сжав зубы, выдыхаю я, и опускаю взгляд, потому что смотреть в его синие глаза совершенно невозможно. Высвобождаюсь не то из объятий, не то из хватки и отступаю на шаг. – Мы ведь уже целовались Денис, и ты прекрасно это знаешь.

      Наверное, это удар ниже пояса. Но между нами столько недомолвок и лжи, что, может быть, стоит прояснить хоть один момент?

      – Что? – Он обескуражен, смущен и зол, куда уж без этого. Злость теперь всегда рядом с ним. Но я уверена, он помнит тот единственный раз, когда целовал меня вместо брата. – Хотя… ты ведь никогда нас не путала.

      Дэн отворачивается. И мне страшно смотреть на его лицо. Пожалуй, разговор и без этого тяжелый. Не стоило усугублять. Но иногда я люблю ударить под дых. Думала, давно справилась с этим дурацким качеством. Но нет. Дэн всегда вытаскивает наружу меня настоящую. А я, видимо, еще та стерва.

      – Так зачем же ты тогда целовала меня, Есения? Азарт? Интерес? – невесело