Осень собак. Валерий Борисов

Я о тебе ей много рассказывал. Даже заинтриговал. Я ведь знал, что ты должен приехать. Так она жаждет на тебя посмотреть – каков ты.

      – Я что – президент, чтобы на меня смотреть? – в словах Николая не было тщеславной рисовки в ответ на хвалебные слова Петра в его сторону. – На президентов смотрят с любопытством, как на аномальную реликвию или редкостное ископаемое чудо, которое научилось членораздельно произносить слова по бумажке. На нас с тобой смотрят с определенной целью, конкретной.

      – Не думай ничего такого, – иронически улыбнулся Петр. – Я не могу так просто с женщинами, как ты, – он намекал на некоторые, известные ему, эпизоды жизни Николая. – Мы с ней просто общаемся, чай пьем, болтаем о том, о сем. Рассказывал ей о нашей аспирантуре, очень часто о тебе выходило. Вот она и заинтересовалась. Но это – простое любопытство. Значит, как я понял, ты идешь в другой корпус, а потом приходишь ко мне на суп. Договорились?

      – Да. Посмотри на меня. Нормальный вид?

      – Как огурчик! – смеясь, ответил Петр. – Только глаза блестят, как у пьяного поросенка. Не обижайся за сравнение – они блестят не с похмелья, а от радости встреч с друзьями.

      – Спасибо за сравнение! – засмеялся Николай, у которого от этой шутки сразу же поднялось настроение.

      Он взял папку с бумагами, положил ее в пакет. Сунул туда же четыре бутылки пива.

      – Пошли! Жди меня и разогрей свой змеиный супчик. Действительно, хочется чего-то жиденького и горячего.

      Они вышли из комнаты, и пошли по коридору.

      – Все будет готово к твоему приходу. Не беспокойся. Суп хоть и змеиный, но вкусный, – под этим у них подразумевался суп без мяса, короче говоря – постный. – Жду! Не забудь номер моей комнаты.

      4

      Николай прошел по переходу в учебно-административный корпус. Поднялся на второй этаж и зашел в приемную директора. За печатной машинкой сидела секретарь, Инночка – ярко накрашенная, худая брюнетка лет за тридцать. Но ей никто не дал бы столько лет. О ее возрасте знали немногие, в том числе и Николай. Увидев его, Инна жеманно всплеснула руками и закатила под лоб свои огромные черные глаза.

      – Какие люди нас посетили! Откуда?

      Николай, молча улыбаясь, подошел к ней и обнял так, что его ладонь сжала ее маленькую, мягкую грудь под тонкой блузой. Поцеловал в закремленную щечку и ответил вроде бы стихами:

      – Недавно жил в Луганске пыльном… там долго ясны небеса…

      – А дальше не знаешь? – кошечкой, поводя худыми плечиками, млея от его прикосновения, спросила Инна, закатывая свои цыганские очи к небу. – Подержись немного, если тебе приятно… – она имела в виду грудь, которую держал в своей ладони Николай. – Мне – приятно, – уточнила она. – Но смотри, чтобы никто не вошел неожиданно сюда и не увидел этой сцены. Так что там дальше стихи пишут?

      – Ух, вы, кокетки записные. Я вас люблю – хоть это грех… не буду дальше. Дай я лучше тебя еще раз поцелую… а то действительно – кто-нибудь войдет и лишит меня удовольствия. У-у!! – Николай вспомнил почти такую же сцену, которая была