Сволочь ненаглядная. Дарья Донцова

есть туалет?

      – В обители только мужчины, – спокойно пояснил парень, – внутрь войти нельзя.

      – Но как же…

      – На станции, – посоветовал Филарет, – поищите на вокзале.

      Устроившись под ближайшей елкой в пустынном лесу, я чуть не скончалась от холода и унижения, путаясь в куртке, свитерах и брюках. Солнце успело скрыться за церковью, на дорогу легли первые синие тени.

      «Хороши монахи, – думала я, запаковываясь в одежду. – Вытолкали путницу на дорогу, даже стакана воды не предложили, а как же христианское милосердие?» Судя по мировой литературе, раньше в монастырях всегда кормили и даже предлагали ночлег.

      Устало волоча ноги, я добралась до площади, просидела около полутора часов на автобусной остановке, и в поезд вошла окончательно заледеневшая. Если воткнуть в голову деревянную палочку, запросто сойду за эскимо.

      В вагоне отчаянно дуло, устроившись подальше от окна, я принялась клацать зубами, но тут, на счастье, мимо пошла бабка, торгующая спиртным в розлив. Купив рюмку водки и бутерброд с противной вареной колбасой, я, зажмурившись, храбро выпила.

      Слезы рекой хлынули из глаз. Дешевая «огненная вода», сильно отдающая сивухой, раскаленной лавой прокатилась по пищеводу и камнем рухнула в желудок. Вкуса закуски я не ощутила. Голова слегка закружилась, ноги оттаяли, веки потяжелели. Откинувшись на сиденье, я вяло следила за проносящимися мимо сугробами, домиками и линиями электропередач. Надо же, абсолютно зря потратила день, экая бессмыслица.

      Глава 9

      Ночью мне не спалось, а когда наконец удалось задремать, перед глазами стали возникать чудовищные картины. Вот незнакомый юноша, почти подросток, худой, оборванный и грязный, сидит в переходе, положив перед собой шапку. Рядом табличка «Помогите Егору на хлеб». Следом появилось лицо Насти, странно белого цвета, синеватые губы забормотали:

      – Лампа, найди Егора, отдай баксы, слышишь, отдай!

      Лицо ширилось, увеличивалось в размерах, глаза вылезали из орбит, кожа на щеках и подбородке треснула, обнажился желтый череп.

      – Лампа, – сурово сказал он, уставившись пустыми глазницами, – верни деньги, а то прокляну.

      Не в силах сказать ни слова, я замычала. Череп приблизился вплотную к моему лицу и заверещал:

      – Лампадель, Лампадель…

      От ужаса мои глаза распахнулись, и в неверном, дрожащем свете ночника я увидела прямо перед собой издевательски оскаленную физиономию.

      – А-а-а, – в полном ужасе, понимая, что кошмар продолжается, завопила я, – помогите, спасите, отдам деньги, все до копеечки, не сомневайся.

      Жуткая морда отодвинулась, и я увидела озабоченное лицо Сережки.

      – Лампадель, чего орешь дурниной?

      – Боже, – вырвался из груди вздох, – дрянь какая-то приснилась.

      – Оно и видно, – хмыкнул Сережка, – я сначала решил, что ты телик не выключила.

      Потом он перевел глаза на столик и, ткнув в него пальцем, добавил:

      – Так, так, слопала две шоколадки, штук десять мандарин да бутерброд с колбаской. К тому же читала книжечку «Кровавые руки». Знаешь, от такого «коктейля», принятого