Лёгкое пёрышко. Как песня тишины. Мара Вульф

годы он практически полностью его игнорировал. Впрочем, как и нас.

      – Два года, – сказала бабушка. – Ты не давал о себе знать два года. Это его очень огорчало. И расстраивало. Он надеялся, что ты, по крайней мере, ответишь на его письма.

      – Мы не пришли к согласию по поводу его новых исследований, – заявил папа в свою защиту.

      – О чем это вы? – вмешалась мама.

      – Профессор Галлахер занялся оккультизмом, – сообщила бабушка. – И ему была нужна помощь Стивена. Неужели ты не мог один раз пойти ему навстречу?

      – Я не одобрял его подход. Он не имел ничего общего с объективной наукой. Поддержи я профессора, и моя репутация была бы испорчена. И он это понимал. Карьеру профессор Галлахер уже построил, а у меня она на самом подъеме. – Папина чашка так звонко ударилась о блюдце, что, стоя на лестничной площадке, я вздрогнула.

      – Эта работа была важна для него, – в голосе бабушки прорезались агрессивные нотки. Я услышала, как она откашлялась, и прокралась обратно в холл. – Каждая культура отличается своими представлениями о сверхъестественных явлениях. И он изучал их с научной точки зрения. Если ты не смотришь налево и направо, это не означает, что лево и право не существует.

      – Ради этих бредней он поставил на кон свою репутацию, – проворчал папа. – И мы из-за этого серьезно повздорили. Так что стало ясно, что каждому из нас пора идти своей дорогой.

      Заскрипел отодвигаемый стул, когда кто-то встал.

      – А это. – Я заглянула в открытую дверь кухни и увидела, как папа размахивает конвертом. – Это нужно сжечь.

      Бабушка встала прямо перед ним, и ее глаза сердито сверкнули.

      – Не вздумай. Ты называешь это бреднями, хотя сам ничего толком не понял. – Она возмущенно тыкала в него указательным пальцем. – Ты слишком много думаешь об этих своих исследованиях.

      – Успокойтесь оба и сядьте. Хватит кидаться друг на друга, – мама попыталась разрядить накалившуюся обстановку.

      Повернувшись к раковине, папа налил в стакан воды. Сделав несколько быстрых глотков, он обернулся к бабушке.

      – Возможно, ты права, – произнес он со вздохом. – Я был зол на него. Но сейчас это уже неважно. Теперь, когда он умер.

      – Его это огорчало, но он мог тебя понять. А я все равно на тебя злюсь.

      Папу можно было осуждать за то, что работа для него была важнее, чем мы. Тем не менее я пожалела, что бабушка бросила ему этот упрек именно сейчас. В конце концов, все мы с этим смирились. Тем удивительнее было, что он бросил все дела, когда умер его старый профессор.

      Я немного наклонилась вперед, чтобы лучше видеть происходящее.

      – Тебе пора ложиться спать, Элиза, – резко бросил папа, даже не поднимая глаз.

      Выругавшись себе под нос, я поспешила к лестнице.

      – Поговорим завтра, дорогая.

      Поднявшись наверх, я свернулась в клубок на кровати, но долго не могла заснуть. Атмосфера на кухне накалилась. Чем занимался профессор? Оккультизмом? Неудивительно, что он так часто засиживался в кафе с бабулей. Они, должно быть, обсуждали карты