Лёгкое пёрышко. Как песня тишины. Мара Вульф

лицо у него на груди. Отца так давно не было дома, что здесь он казался чужим человеком.

      Папа выглядел уставшим, глаза – в красных прожилках. Улыбнувшись, он развел руки, чтобы обнять меня.

      Стоило мне уткнуться в его измятый клетчатый пиджак, как меня окутал знакомый запах. Папа так редко бывал дома. И хотя я не скучала по нему постоянно, но стоило ему вернуться, я поняла, как сильно нам его не хватало.

      – Что ты тут делаешь? – спросила я.

      Он криво усмехнулся.

      – Я думал, это мой дом.

      – Ну конечно, – мама ласково шлепнула его по груди и бросила на меня укоризненный взгляд. – Просто обычно мы знаем, когда ты приезжаешь, и ты не устраиваешь такой тарарам.

      – Не мог найти свой ключ, а ночевать на улице не хотелось.

      – Почему ты не позвонил? – Мама покачала головой. – Я бы забрала тебя в Эдинбурге.

      – Кажется, я немного запутался. Уезжал второпях и совершенно забыл вас предупредить.

      Это объяснение тянуло на преуменьшение года. Должно быть, папа совсем оторвался от реальности. Его обычно аккуратно причесанные волосы торчали в разные стороны, рубашка была застегнута неправильно. Узкие очки сидели криво, да и вид у него был совершенно измученный. Будто он не ел несколько дней.

      – Сколько ты уже в дороге? – обеспокоенно спросила мама.

      – Довольно долго. Какой у нас сегодня день?

      – Четверг. – Мы нетерпеливо смотрели на него.

      Папа почесал затылок.

      – Я вылетал в понедельник вечером, но в последний момент связь испортилась. – Он покачнулся.

      – Ну-ка присядь, – распорядилась мама, и мы отвели папу на кухню. Она зажгла лампу, стоящую на подоконнике, и наполнила чайник водой.

      Я плюхнулась на стул рядом с ним, чувствуя себя немного сонной и сбитой с толку. Как правило, отец был точен, как швейцарские часы. Мы всегда знали, где он находится, когда собирается приехать домой или когда мы поедем к нему в гости. На кухне висел календарь, где мама отмечала только папино расписание. Мы не видели его несколько месяцев, и вот он сваливается на нас как снег на голову. Здесь что-то не так.

      Я взяла папу за руку. Она была холодной как лед.

      – Что случилось? В Перу началась война или вас прогнали местные жители? – спросила я тихо, чтобы мама не услышала мой вопрос. Что-то в этом роде уже происходило раньше. Жизнь археолога бывает опасной. Меня затошнило. Папа обладал мастерским самоконтролем, но что-то выбило его из колеи.

      – Ничего такого. – Папины глаза заблестели от слез. Я ни разу не видела его плачущим, но сейчас он был близок к этому как никогда. Он сделал глубокий вздох и объявил достаточно громко, чтобы мама тоже услышала:

      – Профессор Галлахер умер.

      Папин голос дрожал.

      Чайная чашка, которую мама достала из шкафа, упала на пол и разлетелась на мелкие осколки. Должно быть, я ослышалась. Наверное, я все еще сплю, и мне снится сон.

      – Умер? – Мамины глаза широко распахнулись. – Это невозможно. Всего пару