Перстень с пардом. Тамара Николаевна Антонова

дома.

      – Скидывай скорее всю одежду! – приказала бабка. – Живо растирай тело полотенцем!

      А сама кинулась к сундуку за сухими вещами. Непослушными пальцами Добрина стала стаскивать мокрые зипун, платок, сорочку, а Новожея начала сама растирать ее полотенцем, переодев, напоила своими травами и уложила на печь. Авось не заболеет!

      Через некоторое время прибежал кузнец.

      – Где Добрина? – спросил у Новожеи. – Хотел поблагодарить ее за спасение сына. Представляешь, Новожея, встала моя родная Белава! Вот уж не ожидал такого! Сама занялась сыном. Да где Добрина-то?

      – Угомонись, Давило! – шикнула на него Новожея. – Спит моя радость, вымокла вся, замерзла. Вода еще ледяная. А для Жданки дам я отвару, пусть напоит им Белава сынишку. Слава Богу, что она встала.

      – В долгу мы перед вами, родные вы наши, – со слезами на глазах проговорил Давило, поклонился в пояс и, взяв кринку с отваром, вышел.

      В честь святых Бориса и Глеба

      Новожея варила щи из молодой сныти, крапивы, чьи колючие листики выглянули из земли, надоела за зиму солонина, хотя экономили они ее. Она заваривала березовые почки и хвойные молодые шишечки, этим отваром поила Добрину. После гибели отца и Переслава Добрина изменилась, осунулась и как будто повзрослела. Опасалась Новожея, что тоска по погибшему Переславу сгубит ее дитятко. Поэтому заговорила травница воду: «Как ты, матушка-печь, не боишься воды, так и ты, Добрина, не боялась и не страшилась!» – шептала над кринкой Новожея, глядя на вмурованную в устье печи иконку Христа, и окропила заговоренной водой внучку наотмашь.

      Девушка через некоторое время почувствовала себя немного лучше. Она стала более серьезной, принялась изучать бабкино ремесло. Обнаружила место, где лежала хорошая, пригодная для гончарного дела глина. Добрина натаскала ее домой, взяла отцовский гончарный круг (благо, что прихватили его с собой!) и стала делать посуду. Это отвлекало ее от грустных мыслей. Печь для обжига им уже соорудили и в пристройке, где поставили гончарный круг.

      Постепенно обрастал берег срубами, появились улочки. Работящий народ обустраивал быт.

      Вскоре пришли чернецы. Облюбовали место на вершине холма. Монахи начали строить здесь церковь в честь святых Бориса и Глеба. Трудились усердно, не забывая, однако, и о молитвах. Жители слободы ходили смотреть, кто-то предлагал свою помощь. Монахи принимали ее с благодарностью, но сами о помощи не просили, хоть и тяжеловато им приходилось. Так что появилась в слободе и своя церковь святых страстотерпцев Бориса и Глеба.

      Монахи перед своим уходом освятили строение, собрали жителей на службу, прочитали им «Житие Бориса и Глеба».

      – Воистину вы цесари цесарям и князья князьям, ибо вашей помощью и защитой князья наши всех противников побеждают и вашей помощью гордятся. Вы наше оружие, земли Русской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле попираем, – читал старый чернец, его слова отдавались под деревянными