Рассказы. Данияр Сугралинов

овцы хоть зарплаты клок.

      – Нормально всё, – отвечаю. – Пока не увольняют.

      Тёща не улавливает иронии и крестится:

      – И слава Богу!

      Я ем, склоняясь к тарелке, и физически ощущаю на себе их равнодушно-презрительные взгляды.

      – Как борщ? Вкусно? – спрашивает жена.

      Всё ясно. Я, бездушный подонок, не оценил усилия тёщи по готовке еды, и теперь меня в завуалированной форме просят похвалить «маму».

      – Спасибо, всё было очень вкусно! Только борщ пересолен, а отбивная жестковата.

      Вот так вам! Сидят молча, переглядываются. Понятно: хотят, чтобы я поскорее доел и освободил кухню, им же дальше надо пошушукаться. Чёрт с вами, шушукайтесь. Отодвигаю тарелку, залпом выпиваю чай и встаю из-за стола. Бросаю: «Мне ещё надо поработать». И ухожу в комнату.

      Ложусь на диван и думаю, что хорошо бы поспать. Но спать нельзя. Я набрал заказов на курсовые, так что надо работать. Встаю и сажусь за стол. Компьютера нет, всё ручками, по старинке. Потом отдам – наберут и распечатают. Глаза слипаются, но усилием воли вывожу заголовок: «Инженерно-технические службы в гостиничных комплексах». Шесть страниц курсовика… Но понимаю, что уже сплю.

      Сквозь сон слышу, как звонит Танькин мобильный. «Слушаю вас, Давид!». Твою мать, что еще за Давид? Прислушиваюсь, но слышно плохо: тёща моет посуду. Всё, что удается разобрать: «До завтра, Давид!». Давид… «Каражан-маражан», твою мать!

      Инженерно-технические… службы… в гостиничных комплексах…

      Я перетаскиваю тело на диван и снова засыпаю.

* * *

      В шесть тридцать разрывается будильник-мобильник. Вскакиваю, на автомате включаю чайник, бреду в ванную, умываюсь, чищу зубы, одеваюсь, выпиваю чашку растворимого кофе вприкуску с сигаретой и выбегаю из дома. В метро понимаю, что забыл зонт. И что я всё еще в постели, а времени уже семь! Опаздываю!

      В ускоренном темпе проделываю то же самое, лишь сигарету закуриваю только на улице. Льёт дождь. Вспоминаю, что я забыл зонтик уже наяву, и бегом поднимаюсь на свой этаж. Пытаюсь отдышаться. В этот момент сквозь тонкую деревянную дверь различаю голоса жены и тёщи. Прислушиваюсь.

      – …Да, Давид сегодня заедет.

      От этих слов моментально бросает в пот. А там, за дверью, Таня внезапно начинает рыдать:

      – Он меня разлюбил!

      Я испытываю лёгкое чувство радости, по поводу того, что этот неведомый подлец Давид разлюбил Таньку. Так ей, поделом! Радость слегка омрачается треском прорезающихся сквозь череп рогов.

      – Ну, перестань… Перестань, Танюш. Он тебя любит! – утешает Таньку тёща.

      Ни фига! Я злюсь на тёщу, потому что Давид – мужик. Сказал – сделал. Раз Танька говорит, что разлюбил, значит – разлюбил.

      – Я старалась, готовила, полдня на кухне проторчала, а ему не понра-а-авилось, – продолжает реветь Танька.

      Ага, теперь ясно, кому борщ с отбивной готовился. Обычно мы едим пельмени. Порадовало только то, что Давиду борщ тоже не понравился.

      – А я тебе говорила: дождись меня, научу, как правильно, помогу! А ты: я сама! –