Не мой вариант. Ильза Мэдден-Миллз

тут же открывает глаза и начинает блевать.

      Я достаю из бардачка мокрые салфетки, чтобы как-нибудь привести его в порядок, потом двадцать минут тащусь в восточную часть Нэшвилла, на окраину, застроенную однотипными одноэтажными домиками со скромными лужайками впереди. Я подобрал для отца этот домик, сразу как сам переехал, еще до того, как он перебрался в Нэшвилл. И работенку нашел для него неподалеку – в автосалоне всего в квартале отсюда.

      Я помогаю ему выйти из машины, дотаскиваю его до темного дома, пытаюсь включить свет у входной двери, но только зря щелкаю выключателем. Приходится, чертыхаясь, волочить его в темноте в спальню, где свет все-таки работает. Я облегченно перевожу дух: хотя бы не придется чинить проводку. Я раздеваю отца до трусов, кладу его на бок, ставлю рядом с ним тазик на случай, если его опять станет тошнить. Я еще не успел его укрыть, а он уже храпит.

      Я умываюсь в ванной и заглядываю к нему. На тумбочке у кровати стоит фотография: он, мать, десятилетний я. Мать улыбается, но вид у нее все равно отсутствующий, словно ее мысли витают где-то далеко от мужа и прижавшегося к ней сына.

      «Я так и не смог сделать ее счастливой, – звучат у меня в голове слова отца. – Заделал ей тебя, и все».

      Я невольно вспоминаю ее бегство из трейлера. Раскидывая пинками пивные банки, она прижимала к груди линялую дорожную сумку. Ее поджидала машина, за рулем сидел незнакомец. Я бежал за ней и умолял не уезжать. «Я вернусь», – пообещала она с измученным видом. Через месяц я заболел мононуклеозом, а она так и не вернулась. Она не приехала ни поздравить меня с тринадцатилетием, ни на Рождество. Она вычеркнула меня из памяти, словно меня никогда не существовало.

      Отец приводил женщин одну за другой, и я липнул к ним в поисках любви. Они завоевывали мое детское сердце, а потом одна за другой следовали по стопам моей матери. «Пока, Девон, будь умницей, заботься об отце». Бонни, Мэрилин, Джесси – ни одна не задержалась надолго. Теперь я понимаю, что все они были шлюхами, которых отец цеплял в барах, а тогда мне страсть как хотелось, чтобы хоть одна из них осталась подольше.

      Но зачем-то он сохранил эту фотографию… Я хватаю ее, сжимаю рамку, с трудом подавляю желание порвать фотографию, навсегда вычеркнуть мать из нашей жизни.

      «ТЫ ГДЕ? Я КУПИЛ ТЕБЕ ПИВА, БАЛБЕС».

      Появляется сообщение в моем телефоне.

      «ИЗВИНИ. НЕОЖИДАННАЯ ЗАДЕРЖКА».

      Отвечаю я Эйдену.

      «А ТЫ ЕЩЕ ПРОСИЛ МЕНЯ НЕ ЗАДЕРЖИВАТЬСЯ! КОГДА ПРИЕДЕШЬ?»

      Я оставляю фотографию на тумбочке и иду на кухню. Там чудовищный бардак: пустые бутылки из-под пива, пустые контейнеры от покупной еды, грязная посуда всюду, куда ни глянь. Я жмурюсь, как будто надеюсь, разжав веки, увидеть образцовый порядок. Странно, но этого не происходит. Я падаю на табурет и пишу ответ:

      «СРОЧНОЕ ДЕЛО. УВИДИМСЯ ЗАВТРА».

      Эйден разражается серией сердитых ответных посланий, но я их даже не читаю. Отец важнее.

      4

      Жизель

      Тофер чмокает меня в щеку и распахивает дверцу. Я поднимаюсь по ступенькам старого кирпичного дома