Не мой вариант. Ильза Мэдден-Миллз

просыпайся. Мы отвезем тебя домой.

      Постепенно он приходит в себя, моргает, гримасничает, стонет. Мне в нос бьет запах пива.

      – Где я? – хрипит он.

      – В вонючем туалете. Чужом. – Теперь гримаса искажает мое лицо. Видя его таким, я вспоминаю, почему сам напился всего раз в жизни.

      – У Рикки?

      Я утвердительно киваю. У него заплетается язык, но вообще-то он еще не в худшем состоянии. Его опьянение бывает разным. Мне известны все степени. В этот раз он по крайней мере помнит, где был.

      – Я поругался с Дотти, – бормочет он. – Я пытался тебе звонить, Дев, но ты не брал трубку. Ты на меня злишься?

      Меня жжет чувство вины, что я не отвечал на его звонки.

      Дотти – его подружка, они познакомились на собрании анонимных алкоголиков и с тех пор то сходятся, то расходятся.

      – Пошли. – Я поднимаю его под мышки и с кряхтеньем сажаю на унитаз. Он раскачивается взад-вперед, скребет щетину у себя на лице. Когда-то белая рубашка с эмблемой рок-группы Grateful Dead вся в бурых пятнах. Мне больно видеть его засаленные волосы, темные круги под глазами, порезы на руках. Не хочется озираться на Лоренса, наверняка осуждающе глядящего на всю эту картину, поэтому я нахожу себе занятие: смачиваю бумажные полотенца и протираю отцу руки.

      – Как это случилось?

      Он удивленно смотрит на высохшую кровь, щурится.

      – Не помню… – Отец пытается вырвать руку, но я крепко его держу.

      – Обойдется без швов, но нужна дезинфекция. – Голос у меня дрожит, я скриплю зубами. Когда мне было шестнадцать лет, он сошел с тротуара на мостовую, попал под машину и угодил в больницу с переломами обеих ног. Накануне моего отъезда из Калифорнии для игры в команде колледжа он вдрызг разругался с соседом напротив и опять слег, на этот раз со сломанным носом, двумя сломанными ребрами и сотрясением мозга. Мне пришлось на три дня опоздать в летний тренировочный лагерь – ухаживал за отцом.

      – Бывало и хуже, – ворчит он, как будто читает мои мысли.

      Наши глаза встречаются, его, налитые кровью, говорят о многом. Лицо у него костлявое, землистое, все в морщинах – гораздо старше его пятидесяти лет.

      – Смотри, посадишь печень, – выдавливаю я. – Давно у тебя запой?

      Он пытается встать, хватаясь за стену, потом трет пальцами глаза.

      – К черту… плевать. – Первая попытка сделать хотя бы один шаг едва не приводит к падению.

      Я ловлю его и ставлю прямо. Мы одного роста. На помощь мне приходит Лоренс, отец закидывает руки нам на плечи, и мы медленно ведем его по коридору к выходу. Моя спина под толстовкой обливается потом. Мы выбираемся на безлюдную стоянку, где я жадно ловлю ртом свежий воздух.

      Вот и моя «Красненькая». Лоренс держит моего отца, я открываю машину; мы сажаем отца внутрь и пристегиваем его ремнем.

      – Позвони Дотти, скажи ей, что мне жаль… – Язык цепляется за зубы, он откидывает голову на подголовник и закрывает глаза.

      Нет уж, обойдемся без звонков. Его личная жизнь печально напоминает мою. Увидев его во всей красе, заглянув