Госэкзамен. Василий Панфилов

регламент, регламент, – пуча глаза, надрывается спикер, давно уже сорвавший голос и каркающий простуженной вороной. В зале заворачивается второй раунд дебатов – с матом на нескольких языках, оторванными рукавами, попыткой удушить оппонента и плевками в окровавленное лицо.

      – … мы следим, чтобы Дурбан оставался в составе ЮАС! – дорвался до трибуны Пауль Янсен, прижимая окрашенный кровью платок к рассечённой скуле, – Все обвинения неуважаемого Илии и Лейбы – клевета и поклёп, и на этом я настаиваю!

      Речь его попытались заглушить свистом, в трибуну полетела всякая мелкая дрянь из карманов, а потом, выстроившись клином, фракция Морозова пошла в атаку, пытаясь оттащить Янсена от трибуны. Вцепившись в дерево сильными лапищами потомственного фермера, тот не желал покидать место, а представители Фолксраада, сгрудившись вокруг, защищали предводителя.

      – Предатели! – пароходной сиреной орал бакалейщик де Гроот, рвущийся к соплеменнику на трибуне и пытающийся дотянуться кулачищем до неприятельской физиономии, – Нам! Нам здесь умирать, когда придут британцы! Не вы будете умирать в Дурбане, чтобы женщины и дети за вашими спинами – жили!

      – Вон воров из Совета! – начал скандировать де Гроот, так и не дотянувшись до ненавистной физиономии, – Вон предателей!

      – Вон – воров! – поддержали его радикалы, отрывая наконец представителя Парламента ЮАС от трибуны – вместе с доской! – Вон – предателей!

      Снова разгорелась драка, но на этот раз сторонники Морозова выиграли не по очкам, а тяжёлым политическим нокаутом! Представителей Фольскраада вытолкнули из здания Совета, выкинув следом их документы и все личные вещи из кабинетов.

      – … Илия, ты не мужчина! – орал Янсен, задирая окровавленную физиономию вверх, и не обращая решительно никакого внимания на разбросанные под ногами бумаги, с которыми шаловливым котёнком уже начал играть ветёр, – Ты трус!

      – … дебаты, – прошелестело среди зевак, в быстро кристаллизующейся толпе возле здания Совета.

      Бумаги разлетаются под ноги толпе, ложатся в мелкие лужицы, оставшиеся после недавнего дождя. Несколько африканеров, наклоняя по-бычьи головы, собирают их с угрюмыми лицами, невольно склоняя выи перед собравшимися людьми.

      – … а он? – и спрашивающий замирал, стараясь не пропустить не то что ни словечка, а ни единого звука! Это же История! Настоящая, живая… потом уже набегут репортёры, и как водится, всё переврут! А тут он самолично, свидетель…

      – … да ты што? – не верили всё новые зеваки, подходя и переспрашивая у очевидцев, – Так и сказал?

      – … да пустите, черти… пустите, я сказал!

      Отпихиваясь от чересчур ретивых сторонников, Илья Логгинович сбежал со ступенек, остановившись за несколько шагов до Янсена.

      – Илья, давай я на замену… – всё упрашивал его молодой Шниперсон, придерживая друга за плечо могучей ручищей.

      – Не мужчина, говоришь? – Морозов шагнул вперёд, щуря злые глаза, и скандал стал внезапно чем-то