Гнига зауми и за-зауми. Александр Бренер

напал на Маринетти, когда тот приехал в Россию.

      Он считал Маринетти пижоном.

      Хлебникова интересовали русалки, а не автомобили.

      Русалки – это девушки, превращающиеся в рыб.

      Сам Хлебников хотел превратиться в созвездие.

      Созвездия, как считал Вальтер Беньямин, есть источник воображения.

      Русские поэты-заумники не хотели говорить на человеческом языке.

      Человечий русский язык погряз в пошлости и прошлости!

      Так считал Кручёных.

      Заумь – это нечеловечий нерусский язык: бескнижный и беспредметный.

      В зауми слова не падают на голову, как топоры.

      В зауми слова перепиливаются пилой.

      Заумь не нуждается в клятвах и присягах.

      Заумь – это летающие, как мошки, слова, а не Бог.

      Иногда заумные словечки кусаются, а иногда просто зудят.

      Заумь – слова, летающие как светлячки, прыгающие как кузнечики!

      Заумь – слова, лишённые смысла, потому что смысл стал халтурой.

      Заумники не хотели писать и издавать книги.

      Они сочиняли гниги.

      Илья Зданевич считал, что вся литература превратилась в халтуру.

      Всё искусство – халтура.

      Халтура – это слова, приспособленные к сюсюканью и понуканию.

      Халтура – это вся современная культура, обслуживающая общество.

      Общество, кстати, тоже халтура. Так считает Тиккун.

      Вместо литературы нужно зудение, говорил Кручёных.

      Зудение должно раздражать литераторов и показать им, что они – дураки.

      Кручёных называл себя зудесником.

      Он был не только шакалом, но и комаром.

      А Михаил Ларионов придумал живописное направление лучизм.

      «Лучизм – это почти то же самое, что мираж», – говорил Ларионов.

      Мираж возникает в раскалённом воздухе пустыни.

      Лучизм – это то, что видит в пустыне верблюд.

      Лучизм – это солнечная паутина воображения!

      Ларионов был солнечным пауком.

      Важны не предметы, а преломляющиеся солнечные лучи.

      О миражах, кстати, размышлял в «Иконостасе» и Павел Флоренский.

      Серж Шаршун считал, что осьминоги более интересны, чем люди.

      Живопись Шаршуна – живопись аксолотля.

      А Павел Мансуров смотрел на мир, как устрица в очках.

      Матюшин же разработал теорию «расширенного смотрения» дятла.

      А Павел Филонов выращивал свои картины как кристаллы.

      Как древесный лист вырастает из почки.

      Ещё Филонов хотел быть пролетарием.

      Пролетарий – это новое существо, вырастающее из старого человечества.

      Пролетарий – это не рабочий, а мыслитель.

      Так считали Лафарг и Бланки.

      Русские авангардисты хотели мыслить!

      Одним словом, авангардистам надоело человечество с его трудами.

      Жак Каматт тоже, кстати, считал, что человечество заблудилось.

      Поэтому авангардисты любили геометрию и зверьё.

      Геометрия русского авангарда – это тайная тропинка к зверю.

      Да