Синдром Фигаро. Ирина Грин

шутка. Спустя полминуты, поняв, что смеется один, он успокоился, пожал плечами и вопросительно посмотрел на Кристину. – А что? Не так?

      – Мне кажется, во времена Пушкина версия отравления Моцарта Сальери была вполне актуальна, – сказала она.

      – Нана, – обратилась Ольга к подруге, медленно потягивающей шампанское, – скажи!

      – И да, и нет, – глубокомысленно заявила она, и Кристина поняла, что это не первая ее порция алкоголя за этот вечер.

      – Ну Нана! – с гримаской обиженного ребенка простонала Ольга.

      – Мы же договорились – завтра, – отрезала та.

      И тут Тимур Молчанов, который всегда и везде предпочитал своим поведением оправдывать фамилию, сказал негромко:

      – Насколько мне известно, Сальери сам сознался в содеянном…

      Тут он посмотрел на Нану с улыбкой, крайне доброжелательной, но с долей вызова. Причем это заметила только Кристина, с некоторых пор научившаяся считывать неуловимые постороннему глазу эмоции Тимура. И сейчас в его взгляде промелькнуло что-то сродни пресловутому 25-му кадру, который не привлекает внимания, но откладывается в подсознании. Впрочем, в отличие от 25-го кадра, на поверку оказавшегося элементарным мошенничеством, взгляд Молчанова был способен оказывать воздействие на подсознание человека. Иначе почему Нана, явно не приветствовавшая появление чужаков, вдруг сменила гнев на милость?

      – Документально это нигде не зафиксировано, наоборот, Бетховен в своих разговорных тетрадях отрицает версию отравления Моцарта. И сам Сальери перед смертью говорил, что на нем нет этого греха.

      Тем временем Фигаро снова наполнил «бокалы».

      – За Моцарта! – провозгласил он, подняв бумажный стаканчик.

      – За Моцарта, – хором отозвались присутствующие.

      – И чем вы с коллегами занимаетесь? – спросила Ольга, когда с шампанским было покончено.

      – Консалтингом, – ответила Кристина, пытаясь краем уха услышать продолжение разговора Тимура с Наной. Похоже, тема Моцарта заинтересовала и Асю, и, отлепившись от нее, она подошла ближе. Следом, разумеется, потянулся Лебедев. Компания, как это часто бывает после второго (а может, и не второго) бокала, разделилась по интересам: встреча выпускников (Кристина и Ольга), беседы на производственные темы (Фигаро, Антон и Славик), группа поддержки Пушкина и Сальери (Нана, Ася, Тимур и Лебедев). И только Рыбак продолжал держать нейтралитет, терзая пластиковым ножом забытую Асей колбаску.

      Когда работаешь в одном помещении с коллегами, волей-неволей приобретаешь свойство слышать все, что происходит вокруг тебя. Вот и сейчас Кристина пусть не дословно, но улавливала, о чем идет речь в каждой группе.

      Фигаро, Антон и Славик ссорились. Вернее, тон задавал Славик. Словно маленький задиристый воробей, он поочередно наскакивал на своих собеседников. Похоже, этот разговор заходил у них не в первый раз.

      – Ты же обещал! – выговаривал Славик невозмутимому Фигаро. – Обещал, что я буду Моцартом.

      – Разумеется, обещал, – согласился Фигаро. – При