Великая огнестрельная революция. Виталий Пенской

элементы новой тактики активно использовались гугенотами и католиками (особенно первыми). Дж. Линн, анализируя развитие военного дела во Франции в конце XVI в., во время этих войн, отмечал, что Генрих Бурбон, будущий король Генрих IV, талантливый военачальник и практик, провел ряд реформ в своей армии. Так, по его требованию гугенотская кавалерия отказалась от использования «чистого» caracole и, построившись на поле боя в 6 шеренг (! – П.В.), использовала огнестрельное оружие только для подготовки последнего броска на больших аллюрах со шпагами наголо. Кроме того, Генрих неоднократно смешивал кавалерийские эскадроны и роты мушкетеров, оказывавших тактическую поддержку друг другу на поле боя. Значительно большее, чем у его оппонентов, внимание Генрих уделял действиям мушкетеров. В его армии пикинеры, хотя и составляли значительную часть пехоты, уже не играли существенной роли. Во всяком случае, исход трех важнейших сражений, данных Генрихом в октябре 1587 г. при Кутрасе, в сентябре 1589 г. при Арке и в марте 1590 г. при Иври, решил слаженные действия Генриховой кавалерии, аркебузиров и артиллерии. Католики, сражавшиеся по правилам испано-католической военной системы, не смогли противопоставить гибкой тактике Генриха ничего сколько-нибудь равноценного. «К 1600 году, – отмечал Дж. Линн, – французская армия использовала примерно ту же тактику, что и Густав Адольф четверть века спустя…»¹⁹⁴.

      Однако, в отличие от голландца Морица Нассауского, о котором речь еще впереди, Генрих не был теоретиком. Отличный тактик, у которого суворовский «глазомер» явно преобладал над абстрактным мышлением, Генрих так и не смог стать «ученым-солдатом», не сумел создать собственную военную школу. Будучи прекрасным практиком, интуитивно обозначив путь к выходу из тактического тупика, Генрих не смог довести дело до логического завершения, оформив свои тактические изыскания в форме теории. Однако у него остались ученики и последователи, которые довели начатое им дело до конца.

      Подводя общий итог развития западноевропейской военный мысли и практики к концу XVI в., можно с уверенностью сказать, что критическая масса уже была налицо. Тактические идеи, воплощенные в жизнь Морицем Нассауским, уже не были в Европе чем-то необычным и неслыханным. Как отмечал Ф. Таллетт, «…знания о новом оружии, муштре, тактических боевых порядках, технике фортификации и ведения осады и других аспектах военного дела широко распространились в военной литературе, включавшей в себя памфлеты, брошюры, книги, трактаты, наставления и мемуары. Во все возрастающем количестве они стали появляться с начала XVI в., подобно наводнению хлынули после 1560 г. и продолжали выходить в большом количестве на протяжении всего XVII столетия…»¹⁹⁵. Трудами нескольких поколений практиков и теоретиков было создано некое новое интеллектуальное пространство, «атмосфера», в которой постоянно рождались все новые и новые рецепты достижения победы. Дело оставалось только за тем, чтобы «поймать» дух времени, уловить его, обобщить, проанализировать,