Дивлюсь я на небо… Роман. Галина Альбертовна Долгая

сообразил Федор.

      – Иди, иди, быстро иди, – улыбаясь во весь рот, старик махнул вслед казаку и принялся за очередную ветку.

      Аня лежала в кровати, и слезы текли по щекам. Она не могла и рта открыть – от любого движения боль ударяла в шею. Саша в тот же день привел Фаину Ефимовну. Та прощупала Анину шею, причиняя еще большую боль, сказала, что перелома нет, а только сильный ушиб, который скоро пройдет, и ушла, наказав прикладывать теплые компрессы. Жену Ёминка Саша звать не стал, сказав, что все знахарские дела по-сравнению с медициной – ерунда.

      – Вот же напасть какая! – сетовала Клава, полностью взяв в свои крестьянские руки хозяйство Анны и заботу о ее сыне. – Далась вам эта охота! Говорил старик – нельзя охотиться на тигра! А вы не послушались.

      Аня хотела было возразить, да еле проглотив слюну, побоялась еще большей боли.

      «Причем тут тигр! – думала она, с тоской глядя в потолок. – Приспичило меня не вовремя, надо было к скале идти дальше, да кто ж знал, что на том дереве барс притаился! Так и не увидела тигра, только след его… – Аня совсем было расстроилась, но вспомнила, как счастливо улыбался Ёминка, когда говорил ей, чтобы дома сидела, на охоту не ходила. – А старик ведь не зря за нами пошел! Боялся, как бы беды какой не случилось, охранял! Только кого: нас или тигра… Права Клава – непростые они люди, удэгейцы…»

      Боль в шее не проходила, напротив, она расползлась по плечам и к лицу. Анна страдала: ни рот открыть, ни головой пошевелить.

      – Клава, – превозмогая боль позвала она, – поди к Ёминка, пусть жена его придет, пока Саши нет, худо мне.

      «Может, она, и правда, лечить умеет, сил нет терпеть!»

      – Сейчас, сейчас, – Клава засуетилась, посадила Сашеньку к матери на кровать, дала игрушки и, накинув платок и телогрейку, выбежала из дома.

      Старый удэгеец склонился над незадачливой охотницей, всматриваясь в ее лицо. Анна улыбнулась в ответ. Боль от напряжения лицевых мышц отдалась в шею. Анна застонала.

      – Сейчас, сейчас, жена Ёминка тебя лечить! Потом хорошо будет, совсем хорошо! Почему сразу моя жена не позвал? – спросил он Клаву.

      – Не знаю я, – отмахнулась девушка, внимательно наблюдая за маленькой удэгейкой, которая разложив на столе разные мешочки, брала один за другим и высыпала из каждого понемногу порошка в одну чашку.

      Она говорила что-то на своем языке, а Тибеула говорил Клаве, что ей нужно.

      – Вода кипятить, чумашка14 наливать, бабушке давать, тряпка мочить, на шея ложить.

      Сашенька, испугавшись чужих людей, заплакал было, да Ёминка дал ему игрушку – деревянного тигра.

      – Сэвэн. Бери, играть. Сэвэн – амулет, тебя защищать, тебе помогать.

      Аня протянула руку, погладила сына по спине, чтобы не пугался старика.

      – Теперь иди играть, бабушка мать твоя лечить будет.

      К Анне с мокрым полотенцем в руках подошла жена Ёминка. Седые волосы, разделенные прямым пробором, она заплела в две

14

Чумашкой удэгейцы называют черпак, обычно сделанный из бересты.