Охотничья башня. Серия «Семнадцатый отдел». Джон Бьюкен

что собеседник называл его Канканом – это казалось ему злоупотреблением дружеским доверием. Но привычка к вежливости победила, и Диксон довольно неуверенно озвучил свои предпочтения в прозе. Мистер Херитидж слушал его, сдвинув брови.

      – Вы погрязли в дерьме даже еще больше, чем я ожидал, – заметил он, когда Диксон закончил. – Вы живете в мире раскрашенного картона и теней. Вся эта страсть к живописному! Она такой же мусор, мой дорогой, как и герои рассказов, которые пишут школьницы. Вы сочиняете романтические повести о цыганах, матросах или о тех мерзавцах, которых вы называете первопроходцами, но вы ничего о них не знаете. Если бы вы посмотрели внимательно, вы бы обнаружили, что в них и на мизинец нет той позолоты и блеска, которые вы себе насочиняли. Но мало того, вы еще и игнорируете то великое, что роднит их со всем человечеством. Это как воспевать ячменную лепешку за то, что она похожа на Луну, не понимая, что она вкусная и ее можно просто съесть.

      В этот момент в курительную комнату вошел австралиец, чтобы разжечь свою трубку. Он был одет в мотоциклетную куртку и, по-видимому, собирался куда-то отправиться на ночь глядя. Он пожелал джентльменам доброй ночи, и Диксону показалось, что лицо его в отблеске огня было напряженным и тревожным – совсем не похожим на лицо приятного собеседника за ужином.

      – Вот, возьмите хоть его для примера, – сказал мистер Херитидж, кивнув вослед уходящей фигуре. – Уверен, вы уже сочинили для себя целую историю про этого парня: о его жизни в буше, занятии скотоводством и всем таком прочем. Но он вполне может оказаться кассиром в банке Мельбурна. Ваш романтизм – это сплошной самообман, и он не позволяет вам разглядеть правду жизни. С ним надо разобраться раз и навсегда, покончить с этим проклятием, которое литература унаследовала от лживых кельтов.

      Мистер Макканн, который всегда считал, что романтизм изобрели французы, был несколько озадачен.

      – Вы хотите сказать, от галлов?

      Но его собеседник, увлеченный потоком собственного красноречия, проигнорировал это замечание.

      – Вот в чем ценность войны, – продолжал он. – Она разрушила все отжившие условности, и на освободившемся месте теперь мы сможем построить что-нибудь новое. То же самое и с литературой, религией, обществом и политикой. «С топором на них!» – говорю я. В новом мире попы и педанты нам не нужны, как не нужны и все эти аристократы и средний класс. Есть только один класс, который имеет значение: это простые люди, рабочие, которые живут простой, настоящей жизнью.

      – С такими взглядами вам самое место в России, среди большевиков, – сухо заметил Диксон.

      – Они неплохие ребята, – одобрил его предложение мистер Херитидж. – По-своему, они делают большую и нужную работу. Конечно, нам не следует подражать их методам – они несколько грубоваты, да и евреев среди большевиков чересчур уж много, – но они ухватились за правильный конец палки. Они