Магнитогорск – Москва. Анна Макар

Пятнадцать лет работы без отпусков. Поэтому теперь я решил отдохнуть.

      – Давайте блиц-опрос! – предлагаю я, ставлю опустевший стаканчик на стол и слегка поворачиваюсь, чтобы смотреть Андрею в глаза.

      – Ну, давайте, – усмехается он моему внезапному энтузиазму.

      – Сколько вам лет?

      – Тридцать пять.

      – Армия? Институт?

      – Армия два года. Институт заочно.

      – Семья? Дети?

      – Ни того, ни другого.

      Андрей тоже допивает кофе, пока я придумываю следующий вопрос, и ставит стаканчик рядом с моим, крутит его так, чтобы рисунок оказался в том же положении, что и на моём. Я прыскаю. Мы коротко переглядываемся, и почему-то отводим глаза.

      – Ну а животные хотя бы?

      – Никого.

      – Хобби? – у меня закачивается фантазия.

      – Чтение считается?

      – Конечно. А что, по-вашему, важнее: друзья или работа?

      – Друзья.

      – Деньги или здоровье?

      – Здоровье.

      – Деньги или семья?

      – Семья.

      – Деньги или… эээ.

      – Всё важнее денег. Можете не придумывать.

      – Я тогда не понимаю, почему вы столько лет провели на своей работе.

      – Раньше мне казалось, что очень важно заработать побольше, построить дом, карьеру, а уже потом можно думать об отдыхе и семье. Но не всегда мудрые мысли приходят в голову сразу. Человек взрослеет и умнеет. Совсем не стыдно признавать, что когда-то заблуждался.

      – И почему вас так осенило? Что случилось?

      – Буквально месяц назад я подошёл к зеркалу, посмотрел на себя. Не то чтоб я ужаснулся, я неплохо выгляжу. – Он заигрывающе дёргает бровями, явно надеясь меня рассмешить. И у него получается. – Мне тридцать пять, а кроме работы и пары друзей, таких же чокнутых трудоголиков, у меня ничего и нет.

      Я понимающе киваю. Сколько дней за последние годы я провела не в офисе, можно посчитать на пальцах.

      Мы ещё немного болтаем о работе. Когда беседа сходит на нет, мне даже немного досадно. Если никто из нас не злится, не язвит и не ведёт себя как душевнобольной, общение выходит довольно приятным.

      Андрей смотрит в окно: на улице уже стемнело, и, кроме чёрных силуэтов деревьев, глазу зацепиться не за что. Молчание затягивается, и я сама начинаю разговор:

      – Вот вы сказали, что поступиться принципами не стыдно.

      Он разворачивается, как мне кажется, с удовольствием и кивает:

      – Ну, допустим. Хотя я не совсем так сказал.

      – Мне кажется, что человек уже в восемнадцать должен знать, как ему жить, что в жизни главное, поставить цели и придерживаться чёткого жизненного плана.

      – Как у вас всё просто! – Он хмыкает, после небольшой паузы добавляет: – Вот я, например, в детстве ненавидел Америку, всеми фибрами…

      Я открываю рот, пытаясь сказать, что детство – это не восемнадцать, но он поднимает ладонь, останавливая меня.

      – Нет, не в глубоком детстве, а в сознательном. В шестнадцать уж точно, может, и в восемнадцать, не помню. Невелика разница. Так вот я плевался на американский