Копчёная селёдка без горчицы. Алан Брэдли

больше не окажусь в ситуации, когда надо добыть огонь с помощью спички и шнурка от туфли или двух сухих палок, которые надо тереть друг о друга.

      Как упоминалось, у меня были все ингредиенты для пылающего костра – все, кроме одного.

      Там, где есть керосиновые лампы, поблизости должен быть керосин. Я опустила прикрепленную крючками боковую панель фургона, и там, к моей радости, был галлон с этой штукой. Я открыла крышку банки, плеснула чуть-чуть на ожидающие дрова, и не успели бы вы сказать «Баден-Пауэлл», как чайник весело кипел.

      Я была горда собой. Правда.

      «Флавия изобретательная, – думала я, – Флавия – разносторонняя умница».

      И тому подобное.

      Я забралась по крутым ступенькам фургона с чаем в руках, балансируя на носках, словно канатоходец.

      Подала чашку цыганке и наблюдала, как она глотает дымящуюся жидкость.

      – Ты шустрая, – заметила она.

      Я скромно пожала плечами. Нет необходимости говорить ей о керосине.

      – Ты нашла сухие щепки в ящике? – спросила она.

      – Нет, – сказала я, – я…

      Ее глаза расширились от ужаса, и она вытянула руку с чашкой.

      – Только не кусты! Ты не трогала кусты бузины?

      – Что ж, да, – честно сказала я. – Это было совсем не сложно, я…

      Чашка выскользнула из ее рук, и обжигающий чай брызнул во всех направлениях. Она спрыгнула с кровати с поразительной прытью и забилась в угол.

      – Хильда Мюир! – Она завела жуткий отчаянный плач, усиливавшийся и ослабевавший, словно воздушная сирена. – Хильда Мюир! – Она указывала на дверь. Я оглянулась, но там никого не было.

      – Уходи от меня! Убирайся! Убирайся! – Ее рука дрожала, словно мертвый лист.

      Я стояла ошеломленная. Что я сделала?

      – О Боже! Хильда Мюир! Мы все мертвы! – застонала она. – Теперь мы все мертвы!

      3

      В юго-западном крыле располагается будуар Харриет, тихий заповедник, который сохраняется точно в таком виде, как в тот ужасный день десять лет назад, когда новость о ее трагической гибели достигла Букшоу. Несмотря на итальянское кружево на окнах, внутри комната представляет собой удивительно стерильное помещение, как в Британском музее, когда команда безмолвных, одетых в серое уборщиков приходит в ночи вымести все признаки жизни вроде паутины или пыли.

      Хотя мне кажется это маловероятным, мои сестры считают, что это отец хранит святилище Харриет. Однажды, прячась под лестницей, я подслушала, как Фели рассказывает Даффи: «Он делает уборку ночью во искупление своих грехов».

      «Кровавые пятна и всякое такое», – драматически прошептала Даффи.

      Я слишком сгорала от любопытства, чтобы уснуть, и поэтому долго лежала в постели с открытыми глазами и думала, что же она имела в виду.

      В юго-восточном крыле дома верхние окна моей химической лаборатории отражают медленно плывущие облака.