Поцелуй по стеклу. Дмитрий Рутор

го берега,

      Грудь пронзит мне холодной стрелой.

***

      Тихо кроны тополей колышет ветер,

      Тает в сумерках пустой речной вокзал,

      Я тебя, тебя с другим сегодня встретил,

      Ненароком… Просто мельком увидал.

      А потом блуждал в безлюдных переулках,

      Трогал стены из холодных кирпичей…

      Видел двери и стучало сердце гулко,

      Так хотел войти, но не было ключей…

      И в надежде возвратить назад частицу

      Сердца моего, что ты с собой взяла,

      Стал в безумии души своей убийцей,

      И покрыла разум ледяная мгла.

      И теперь, когда другую ненароком

      Называю вдруг я именем твоим,

      Не жалею об утраченном нисколько.

      Счастлив я. Ведь я любил, и был любим.

***

      Не согреет нас зимы бездушной солнце,

      Лишь осветит крыши пламенем зари.

      И проснувшись слышал я, как гулко бьется

      Сердце, в недрах нашей Матери‑Земли…

      Это чуткое вместительное сердце

      Не моё, увы, стучит с ним в унисон.

      Я как зек, в позорных вертухайских берцах,

      Что запрыгнул в проезжающий вагон.

      Ты всю ночь мои перебирала письма,

      Всё искала тайный смысл между строк.

      А под утро тишину прорезал выстрел,

      Пробка в стену, никотин, вина глоток…

      Ты – моя разочарованная стерва,

      А быть может, даже вовсе не моя.

      Ну ответь, какого хуя треплешь нервы,

      На запястье побрякушками звеня.

***

      Расточила осень всё свое богатство,

      Словно нищие, деревья тянут ветки.

      Ей приходится опять бросаться в блядство,

      Так бывает и у женщины нередко…

      Сядет НОЧЬЮ, в скорый поезд с чемоданом,

      Растворяя в голове остатки мыслей,

      Будет пить одна, в вагоне‑ресторане,

      Счёт несут, а в кошельке гнилые листья.

      Исподлобья смотрит так подобострастно,

      Было время, ведь была шикарной дамой.

      Осень! Ты – моё несбывшееся счастье,

      Осень! Ты – моя ноябрьская драма.

***

      И вот опять сияющее утро,

      Кровать как плот, и тянет от окна…

      Мне каждой ночью больно почему‑то,

      Ору во сне, а на дворе весна…

      Хотя в календаре другое дело.

      Детей оденем поровну с женой…

      Сын скажет: «Папа, речка обмелела»,

      И дочка просит взять ее с собой…

      Пойдем все вместе дружною гурьбою,

      И колокольчиком звенит счастливый смех.

      Как мог я не ценить своё, родное? –

      Тех, кто сегодня для меня дороже всех?

      Уходят холода – февральские окошки,

      Сегодня мне как никому беречь тепло…

      Глаза от радости прикрою на немножко,

      Глаза открою: я один, кровать, стекло…

      Да, это сон и мне в лицо судьба смеется,

      Нелепым филином, сидящим на плече.

      Жена ушла, и больше не вернется,

      Я понял все, в ответ услышав: «А зачем?»

      Не самый худший вариант – воскресный папа.

      И дети помнят, но уже совсем не то…

      Вернулась мода на фланелевые шляпы,

      Не выходил из моды circus shapito…

***

      За домом клен с поникшей головой,

      Как будто плачет по не выпавшему снегу.

      Как это пошло – грязь месить зимой,

      Но я так счастлив, что родился человеком…

      Пусть мне в залитых памятью дворах,

      Ходить бесцельно, ночью до рассвета…

      Ты сзади подойдешь с улыбкой на губах,

      Обнимешь так, как обнимает лето…

      Все как тогда: стена из кирпичей,

      Болит в груди, и я вздохну украдкой…

      Пишу стихи при свете фонарей,

      Увы, в моем запасе слов нехватка…

      Как будто ветер обломал одно крыло,

      Оставив право мне летать лишь по спирали…

      И я иду вперед невзгодам всем назло,

      В туманные сиреневые дали…

***

      Из витрины смотрит на меня

      Грустный человек с потухшим взглядом.

      Вспоминают очи жар огня

      Цвета янтаря Калининграда…

      А теперь уж нету ничего,

      Только