Бывших ведьмаков не бывает!. Галина Романова

заплачет. Женские слезы всегда делали его беспомощным, еще с детства, когда он видел, как тайком плачет мать, и не мог, не умел ее утешить. Чувство беспомощности, когда ты знаешь, что не в силах помочь, осталось с ним из детства. Его Поленька тоже стеснялась слез, старалась, чтобы их никто не видел. Лишь раз или два Лясота видел следы слез на ее глазах, и то это были слезы скорби по умершим родным и близким. Даже когда его уводили, она не плакала, смотрела вслед сухими спокойными глазами, в которых горел странный огонек… спокойствия? Гордости? Скрытого торжества? Ни тогда, ни сейчас Лясота не пытался проникнуть в тайну этого последнего прощального взгляда. Он помнил только ее крик вслед: «Я буду ждать!»

      Тихий всхлип вернул его из страны воспоминаний в реальность. Она что, плачет?

      – Вы плачете? – окликнул он девушку. – Вот женщины! Ну почему у вас из-за любой мелочи глаза на мокром месте?

      – Это не мелочь, – выпрямилась Владислава. Голос ее слегка задрожал. – И я вовсе не плачу. Просто… – она всхлипнула еще раз, – просто это погода такая.

      – Ага, сырая и мокрая. А от реки дует. Только что все было красиво и здорово – и нате вам! – Поняв, что сбил дыхание, Лясота бросил весла, предоставив реке самой нести их вниз по течению. – Как вы непостоянны.

      – Как все женщины, надо полагать? – Девушка посмотрела на него в упор.

      Образ Поленьки мелькнул перед глазами; как она стояла в дверях, глядя на уводивших его солдат, как обещала ждать. Минуло девять лет…

      – Не как все, – услышал он свой голос. – По счастью, среди вашей сестры часто встречаются по-настоящему верные и преданные.

      – Но вы таких не знаете?

      – Почему? Знаю. Одну.

      – Это ваша мать? – Голос Владиславы дрогнул. Ее собственная мать, княгиня Елена, в глазах дочери не производила впечатления образчика верности и преданности. Скорее наоборот.

      – Нет. – Лясота помялся, не зная, доверить ли этой девушке свою тайну. – Моя…

      – Невеста?

      Он оцепенел. Сколько лет прошло, а он так и не определился, кто для него Поленька. И похолодел, сообразив, что она так и осталась никем – возлюбленной, не более. Он признавался ей в любви, но так и не смог предложить руку и сердце. Просто не успел. И она не заговаривала о свадьбе. А это значит, что спустя столько лет…

      – Да не вам судить! – воскликнул он, злясь в первую очередь на эту девчонку, которая невольно пробудила в нем сомнения. – Вы ее совсем не знаете! Вы и не любили, наверное, никогда.

      – Неправда! – вспыхнула Владислава. – Один раз…

      Это случилось прошлой зимой, практически в самом ее конце. В качестве подарка на семнадцатилетие Владиславу вывезли на последний в сезоне бал. И там за нею начал ухаживать один корнет. Он протанцевал с нею три танца, дважды выводил на галерею подышать воздухом, попросил разрешения представиться ее родителям. Он был молод, лет двадцати. Владислава запомнила светлые льняные кудри и удивительно синие, чистые