Магистр! Вы, кажется, влюбились. Купава Огинская

сразу, без перехода, деловито спросил:

      – Тебя как зовут?

      – Рэйна… Шад, – ответила я, отказываясь осознавать, как же сильно влипла.

      Про заключенную душу ректор же ни слова не говорил. Ни словечка!

      – Ануш, – представился привиденчик.

      Просто Ануш…

      – Простите. – Пятясь спиной, я выбралась из библиотеки и уже на бегу крикнула: – Скоро вернусь!

      Мне срочно нужно было к ректору, чтобы рассказать ему, какая же он сволочь!

      Разве можно принимать на работу человека, скрыв от него такую важную информацию, как привязанная к библиотеке заключенная душа?! Душа, срок наказания которой насчитывал семнадцать лет.

      Да с ума же сойти можно!

      Я еще совсем не знала академию, потому кабинет ректора нашла не сразу, но когда нашла…

      Ворвалась в приемную, вспугнув особенно упрямых леди. Даже объявление о закрытии вакансии не могло их остановить, они желали попытать свое счастье – просто попасться ректору на глаза, а там уж любовь с первого взгляда все сама за них сделает.

      Дама Тоерти привстала при моем появлении.

      – Дорогая…

      – Ректор у себя? – рявкнула я, самым вопиющим образом перебив секретаршу.

      Та потерянно кивнула, смущенная клокотавшей в моем голосе злостью, но, когда я ринулась к двери кабинета, попыталась меня перехватить.

      Безрезультатно, правда.

      Леди, в количестве шести штук, с восторгом следили за моими действиями.

      Седьмая леди сидела в кресле перед Гэдехаром и до моего вторжения что-то мелодично лепетала.

      Но я ворвалась, и все затихло.

      В звенящей, предвкушающей тишине мой дрожащий от гнева голос прозвучал оглушающе.

      – Как вы могли! – воскликнула я, не совсем понимая, какими словами пытаюсь донести до ректора всю преступность его действий. Потому что замалчивать столь важную информацию просто противозаконно! – Вы воспользовались моей наивностью! И доверчивостью! И самым подлым образом…

      Поняла я, что говорю что-то не то, уже в процессе, по шокированному выражению лица Гэдехара. Оборвала себя на полуслове и услышала благоговейное:

      – Он ее обесчестил, – прошептала с придыханием одна из шести дев.

      – И бросил! – вторила ей другая.

      – С ребенком на руках! – окончательно добила меня третья.

      Моей репутации пришел конец, это я поняла сразу.

      Но не это было страшно, имени моего леди не знали, а в абстрактной «несчастной и обманутой деве» из будущих сплетен себя я точно не узнаю, с талантом-то местных красавиц к домысливанию…

      Многим хуже было то, что репутации ректора тоже пришел конец. И он это понимал не хуже меня.

      На Гэдехара в этот момент было страшно смотреть.

      – Ой… – От осознания свалившихся на меня неприятностей мой голос сел. – Я, наверное, попозже зайду.

      В тишине, очень осторожно, я закрыла дверь, попросила прощения у посеревшей от услышанного секретарши и, стараясь не смотреть в сторону девушек, сбежала.

      В библиотеку, к привиденчику,