Детектив на пороге весны. Татьяна Полякова

карту, так его три года таскали по судам и следственным изоляторам! А твой отец не метеоролог, черт возьми!

      Валентин Певцов гремел и бушевал и словно со стороны оценивал ее состояние – удалось ему запугать ее окончательно или еще нет. Поднажать, «прибавить газу», или уже достаточно.

      Мика больше не рыдала, закрывала лицо руками и таращилась на него огромными испуганными глазами.

      Вот уж точно Тягнибеда, одно слово!..

      – Никто ни о чем не узнает, если нам удастся скрыть эти бумаги. Это я тебе гарантирую. Если нет, то это больше не мои проблемы. Я не стану тебе помогать. Выпутывайся как знаешь!

      – А может… Валя, ты не сердись, а послушай меня… Может, лучше… просто поговорить с Ильей, а? Ну, просто объяснить ему все, и он…

      Валентин Дмитриевич поперхнулся своим виски и закашлялся.

      Вот до чего дошло! Она просто поговорит с Ильей!..

      – Хорошо, – сказал он холодно. – Говори с ним. Говори с кем хочешь, только ко мне больше не обращайся. Я ничем не смогу тебе помочь.

      Он залпом допил виски, поморщился и поднялся. Сеанс окончен. Граждане, довольные, расходятся по домам.

      Мика натурально пришла в ужас.

      – Валя, я же просто предложила! Я не справлюсь одна! Как же так!..

      – Я устал тебе повторять, – сказал он медленно. – Если ты хочешь спасти своего отца, ты должна переправить его бумаги на Запад. Заодно это будет… страховка, если хочешь. С такими бумагами его примут везде. Если ты боишься, я готов уважать это чувство, но помочь уже не смогу. Может, твой бывший муж придумает лучшую схему. Поговори с ним. Почему бы нет?

      Это прозвучало как приговор. Тот самый, который окончательный и обжалованию не подлежит.

      Он и сам порадовался тому, как трагично это прозвучало.

      И в тот же момент он почувствовал, что она приняла решение. Она вся собралась под белой курточкой, вытянулась, как на смертном одре, – и решилась.

      – Ты прав. – Она вскинула голову и бесстрашно посмотрела ему в лицо. – Ты прав. Я сделаю все. В конце концов, это мой долг. Говори, что нужно делать, и давай бумаги.

      Он выиграл. Рубикон перейден, и мосты сожжены.

      Впрочем, он всегда путал Рубикон с Карфагеном.

      Наталья Завьялова торопливо причесала перед зеркалом кудри, будь они неладны, посмотрела так и эдак и вздохнула протяжно. Водолазочка была узковата, подсела после стирки, и бюст выпирал над лифчиком двумя «плюшками».

      Ужасно. Но ничего. В аптеке она наденет халат, и будет не так заметно.

      Все же она попыталась законопатить «плюшки» краем лифчика, но безрезультатно, и посмотрелась в зеркало еще раз. Ничего хорошего, только щеки покраснели, отчего физиономия стала казаться еще полнее.

      Ну почему, почему она не так хороша и стройна, как Анфиса?! Почему одним все, а другим ничего?

      – Почему-у одним все-о-о, – пропела она на мотив «Я люблю тебя, жизнь!», – а другим ничего и не надо?! Витя, вставай! Вставай, я уезжаю!

      Из комнаты донеслось сонное мычание, которое означало, что сердечный друг Виктор повернулся