Двойная оплата. Ольга Александровна Волкова

на попу на пороге, закрывая руками лицо. Я вошёл в квартиру, осторожно закрывая за собой дверь. Присаживаюсь на корточки перед ней, беру за руки, чтобы видеть её лицо.

      – Зачем пошла просить отпуск? – с непониманием задаю вопрос, наблюдая за каждым мускулом ее лица.

      – Не знаю, – шмыгает носом, вытирая тыльной стороной ладони. Помогаю ей подняться. Она крепко вжалась мне в грудь, обнимает, утыкаясь носом в кожаную куртку. Сначала мои руки повисли в воздухе, но её крепкое объятие заставляет опустить их ей за спину, беря девушку в кольцо. Она, почувствовав это тепло, расслабилась. Пару минут простояли не шелохнувшись. В голове абсолютная пустота, нет никаких чувств к ней, способных изменить решение.

      – Какой срок дали? – тихо спрашивает, все ещё крепко сжимает меня, вдыхает воздух, пытаясь надышаться напоследок.

      – Сутки.

      – Я могу сбежать? – Она с надеждой в глазах уставилась на меня, ждёт спасительного кивка, и я хочу его сделать, но отрицательно качаю головой, с сожалением даю понять, что это невозможно. – Значит, все предрешено, – отходит от меня, пятясь задом к стене вдоль коридора. Руки дрожат, девушка мигом запирается в ванной комнате, я же напротив, стою, как будто одеревенел. Смогу ли? Стала ли она мне близка? Нет. Поднимаю глаза, видя, что Марина вышла из комнаты с уже порезанными венами на руках. Раны очень глубокие, проходит мимо меня, оставляя дорожку по проходу. Ложится на кровать и берёт с тумбочку фотографию, обессиленными руками кладет рамку на грудь. Густая красная венозная кровь расплывается лужицей, сразу впитываясь в покрывало. Марина закрывает глаза, и из них стекают слёзы, подбородок дрожит.

      – Я не хочу умирать, Максим, – еле выговаривает. Я подхожу ближе к ней, беру за ладонь, сжимаю в своей руке, будто поддерживаю, а самому тошно. Распахивает свои голубые, уже тусклые от нехватки крови, глаза, теперь навсегда в памяти запечатлелись и обязательно придут в кошмаре. Девушка улыбается, но это ей даётся мучительно. Она ослабевает на глазах, жизнь уходит, а я наблюдаю, могу помочь, но не сдвинулся с места. – Хотела просто найти того, кто смог бы меня понять, – продолжает, едва проговаривая слова. Второй рукой держит рамку с фото, и на ней не видно, кого сейчас не хочет отпускать.

      – Ты знала на что пошла, – получилось довольно резко, но это правда.

      – Знала, – чуть кивает, вновь закрывая глаза со слезами, – но не думала, что окажусь здесь.

      – Мне придётся закончить, – начинаю говорить, а Марина отпускает мою руку, трясущимися кистями целует фотографию в рамке, и та падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки стёклышек, покрытых каплями крови. Смотрю вниз, и сердце замирает на мгновение, потому что на фото изображены Марина и её ребенок. Мать и сын. Улыбающиеся, не знающие ещё тогда, что предстоит им пережить. Я знал, что Марина была матерью, что потеряла ребёнка, когда тому было четыре года. Рак сожрал. Как и всю её семью, вынудив опуститься до притона.

      Поднимаю с пола окровавленную карточку и вкладываю её обратно ей в руки. Она уже спит полумёртвым