Хранительница. Памятью проклятые. Купава Огинская

я, разглядывая пол под ногами. Люди обходили меня, бросая неодобрительные взгляды. Кто-то даже ворчал, но мне было все равно. Я взяла своего первого нарушителя. Я крута.

      Нити резко потухли, а мне нагло и чуточку истерично заявили:

      – Совершенно не понимаю, о чем речь!

      На одно короткое мгновение я растерялась, не зная, что нужно делать в такой ситуации, а потом сзади на плечо легла тяжелая ладонь, заставляя непроизвольно вжать голову в плечи. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто меня догнал. Страшно было даже представить, как Глеб выбирался из полного вагона… но выбрался ж таки.

      – Я тебе голову оторву, – пообещали мне тихо, в самое ухо, обдавая щеку горячим дыханием.

      – Ты мне благодарность вынесешь, – выразила я свое робкое несогласие тихим бормотанием, – я паразита поймала. Если бы не я, мы бы весь день по ветке катались.

      Смерив взглядом тощенького мужичка, вжавшегося в стену при его появлении, Глеб злорадно оскалился:

      – Ладно, мелочь, живи пока.

      – Вообще-то, я молодец.

      – Вообще-то, не очень, – передразнили меня, пока паразит пытался слиться со стеной. Наше внимание ему не то что не льстило, оно его откровенно пугало. И если во мне, слабосильной недоучке, особой угрозы он не видел, то огромный, сильный оборотень вселял в его серое, затхлое подобие души бесконтрольный ужас. Любая нечисть хотела жить. Всегда.

      Даже у таких вот паразитов жажда жизни была в несколько раз сильнее, чем у самого жизнерадостного человека. А Глеб являлся угрозой его жизни, которую нельзя победить, но и убежать не выйдет…

      – Я больше не буду, – промямлил он, прижимая к узкой, впалой груди газетку. Одет паразит был соответственно выбранному образу. Темно-серый костюм, несуразно сидящий на тощей фигуре, и застиранная желтоватая рубашка.

      – Вся беда в том, что будешь. – устало ответил Глеб, тут же перейдя на деловой тон: – Вы обвиняетесь в незаконном энергетическом вампиризме второго порядка, в превышении нормы потребления человеческой удачи и в прямом воздействии на эмоции. Мера наказания – наложение запрета на питание сроком…

      Замолкнув на пару секунд, подсчитывая что-то в уме, он выдал неутешительное:

      – Десять лет.

      – Да я же не протяну столько без пищи! – заламывая руки, паразит бросился ко мне, в надежде… не знаю, разжалобить, наверное, но был отброшен обратно к стене. Глеб, как настоящий защитник, не подпускал ко мне потенциальную угрозу.

      – Ты знал, чем тебе грозит этот пир, – брезгливо заметил он, сильнее вдавливая паразита в стену, крепче сжимая пальцы на шее, – Леся, давай.

      – Чего… давать? – переспросила я потерянно, пожалуй, только сейчас осознав, что не имею никакого понятия, что нужно делать с пойманным нарушителем.

      Теперь стояла, смотрела на несчастного паразита, на раздраженного оборотня, которому не доставляло никакого удовольствия прикасаться к прохладной, влажной плоти, и чувствовала себя просто запредельно глупо.

      Люди