Наследники Скорби. Алёна Харитонова

и враждебнее? Думаешь, я хочу себе, им и Дарине такой участи? Думаешь, живу только своими желаниями?

      Выученица нахохлилась, пристыженная. Она уже пожалела, что вообще завела этот разговор. Но вдруг Встрешник за язык дернул:

      – А как же Майрико?

      Клесх натянул поводья, и лошадь под ним стала как вкопанная.

      – Что?

      Девушка покраснела и отвела взгляд.

      – Мне Нурлиса рассказывала… – пробормотала она едва слышно.

      – Ты забываешься, – сказал наставник.

      Лесана, готовая провалиться сквозь землю, опустила голову еще ниже и пробормотала:

      – Простите, крефф.

      Он молча смотрел на нее, словно решая, как быть, но потом все же тронул поводья, заставляя лошадь двигаться вперед.

      Некоторое время ехали молча. Потом крефф заговорил:

      – Ты должна понимать одно. Семья для ратоборца – это страх. Постоянный страх потери. Мы защищаем чужих, но не окажемся в нужное время рядом с близкими, если беда постучится в их дверь. И что, если однажды ты приедешь, а твой дом разорен и все его обитатели погибли? Или вернешься, а твой дом уже не твой? Там обосновался новый хозяин – отец твоим детям, муж твоей жене. И ты не сможешь ее упрекнуть. Ты молча уедешь, потому что станешь лишним. И сам поймешь, что такой поступок будет единственным благом. Не всякая женщина будет из года в год ждать мужчину, наведывающегося только раз в несколько месяцев, да и то на пару дней. А в твоем случае, – он обжег выученицу взглядом, – уж тем более не всякий мужчина. Семья делает жизнь ратоборца сложнее, Лесана. И боли приносит больше, чем радости.

      Его спутница молчала, потрясенная такой длинной речью.

      – Но, если бы… было можно… она бы жила при Цитадели… – неуверенно заговорила девушка.

      – Да. Если бы было можно, – согласился он. – Если бы не было Ходящих. Если бы ночь принадлежала людям. Если бы мы, словно дикие звери, не проводили большую часть жизни, скитаясь по лесу от деревни к деревне. Если бы Осененные жили как простые смертные, было бы можно. Но, увы… И с этим как-то надо мириться. Поэтому не повторяй чужой глупости.

      Лесана кусала губы.

      – Ты за этим меня привез, за этим показал их? – спросила она.

      – И за этим тоже. Да и деть тебя некуда. А Клёне нужна подружка. Ей не с кем поговорить. Жалко девочку. Она знает цену моей глупости. И прощать не собирается.

      Выученица открыла было рот, чтобы сказать ему, мол, семья не глупость, глупость – прожить жизнь, никого не сделав счастливым. Однако сообразила вовремя прикусить язык, понимая, как глупо прозвучат эти слова. Она помнила слезы Эльхи и глаза Дарины, стоящей в воротах и смотрящей вслед уезжающим. И как бы та ни улыбалась, как бы ни пыталась казаться спокойной, но скрыть боль, отражающуюся в этих глазах, было невозможно. Каждый раз, прощаясь с мужем, она прощалась с ним навсегда. Вряд ли это было похоже на счастье.

      Три года – долгий срок. Сколькое за это время оказалось переосмысленным, сколькое сделалось понятнее.