Кристина против Миллиардера. Стелла Грей

разглядывая напольную вазу, и пробормотал:

      – Я боше не буду.

      – Что, прости? – удивленно переспросил я.

      – Я не буду так больше делать, – четко, стараясь выговаривать каждую букву, сказал пацан. – Извините меня. И маму.

      – Так просто сдался? – разочарованно спросил я. – А как же ненависть и грабли?

      Максим – кажется, так его звали – посмотрел на меня, прямо в глаза, и ответил:

      – Я убежал, потому что испугался. Я больше не буду проливать краски на ваш диван. Не ругайте маму?

      Что-то внутри кольнуло, а потом будто воронка открылась и закрутилась в животе, доводя едва не до тошноты. Неужели так испытывают стыд?

      Я поднялся, пожал плечами и хотел уйти. Но пацан так и стоял на месте, и его подбородок снова дрогнул.

      Черт знает что!

      Он накосячил, а я чувствую себя виноватым. Как это получилось?

      – Я не стану ругать твою маму, – сказал раздраженно. – А ты рисуй где-то, чтоб я тебя не видел. И тогда все у нас заладится.

      Мальчишка, только что стоящий с самым несчастным видом, просиял. Взмахнув граблями, он закричал: “Ур-ра!” и побежал прочь, громко улюлюкая на ходу.

      – Маленький, наглый, бесстыжий манипулятор! – с уважением проговорил я, провожая его взглядом. – Ох…ть, меня обвел вокруг пальца младенец!

* * *

      Кристина

      Я не знала, что делать дальше. Работодатель меня убивал. Медленно и мучительно.

      Мало того, что не спешил найти кого-то мне в помощь, оставив на меня весь свой огромный, напичканный мебелью и дорогущими аксессуарами дом, сделав при этом еще и поваром, так еще заставлял чувствовать себя полной дурой.

      Я не справлялась!

      Чертов халат с горем пополам отстирался, а вот диван… Максимка его испортил.

      Я нещадно терла дорогую ткань, принося ей еще больший вред, и с трудом удерживалась от слез.

      На этот раз Орехов не спустит все на тормозах, я это чувствовала мягким нижним местом, как никогда.

      И если раньше как-то удавалось избегать неприятностей, то теперь, кажется, они решили не оставлять мне шанса на нормальную жизнь. Ни единого!

      – Черт возьми! – выругалась я, отбрасывая тряпку в тазик и вытирая лоб запястьем, заодно убирая челку.

      – Его заказывала моя жена, – донеслось сверху голосом Орехова, и я забыла, как дышать.

      Одернув юбку, поднялась и, собрав весь остаток позитива, выдавила улыбку, сообщая:

      – Я все отмою. Нужно лишь взять другое средство…

      – Не отмоете. – Он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, и, схватив за спинку стул, стоящий неподалеку, переставил его к накрытому столу.

      – Честное слово, – продолжила занудствовать я, отдавая себе отчет, что просто не потяну выплату за этот диван. Хоть почку продавай!

      – Вы, конечно, постараетесь, – медленно намазывая тост абрикосовым джемом, начал говорить Артем Дмитриевич, – но ничего не получится. Уже сейчас это очевидно, ведь цвет обшивки безнадежно испорчен. И я понятия не имею, как вы планируете это возместить.

      Мои руки опустились,