Забытый легион. Бен Кейн

под грубым шерстяным плащом:

      – Сегодня не самый лучший день для убийства священной птицы.

      – Почему же? Что нынче за день? – Тарквиний со вздохом опустил пращу.

      – Валяй, мальчик. – Улыбка Олиния привела Тарквиния в бешенство. – Поступай как знаешь. – Он указал рукой в сторону ворона. – Это твой путь, и только твой.

      – Я не мальчик. – Тарквиний нахмурился и выкинул камушек. – Мне двадцать пять!

      Он нахмурился было, затем пронзительно свистнул и взмахнул рукой. Лежавший рядом с ним черно-белый пес сорвался с места и, описывая широкую дугу, побежал вверх по крутому склону в сторону кучки овец и коз, щипавших в отдалении короткую траву. Животные заметили его и стали взбираться еще выше по склону.

      Ворон закончил трапезу и сорвался с места, громко хлопая крыльями.

      Тарквиний злобно проводил его глазами:

      – Вот проклятая птица! Почему ее нельзя убить?

      – Под нашими ногами то, что осталось от храма Тинии – могущественнейшего из наших богов… – Для пущего эффекта Олиний сделал паузу.

      Тарквиний глянул под ноги и заметил красную глиняную плитку, выступавшую из земли.

      – И канюков над нами ровно двенадцать.

      Глаза Тарквиния обшарили небо, пересчитывая птиц.

      – Почему ты всегда говоришь загадками?

      Олиний постучал по расколотой плите своим литуусом – коротким посохом, загнутым на конце.

      – Сегодня такое случается уже не впервые.

      – Я знаю, что двенадцать для нашего народа – священное число, – сказал Тарквиний, глядя на пса, послушно сгонявшего стадо в их сторону, – но при чем здесь ворон?

      – За это утро ягненок был двенадцатым.

      Тарквиний быстро подсчитал в уме.

      – Но ведь про того, что в канаве, я тебе не говорил, – удивленно заметил он.

      – И ворону захотелось поесть как раз на том месте, где раньше приносились жертвы, – загадочно добавил гару́спик[1]. – Лучше оставить его в покое, не находишь?

      Тарквиний помрачнел, расстроенный тем, что не смог первым заметить канюков и связать их количество с этим местом. Он был слишком занят мыслями о волках, убивавших скотину.

      Пора было идти на охоту, завалить нескольких из них. Руф Целий, его строгий и очень вспыльчивый хозяин, терпел эти экскурсии лишь потому, что мог потом расспросить Тарквиния об Олинии и своих стадах. Вряд ли аристократа обрадовало бы известие о продолжающихся потерях скота, и Тарквиний страшился возвращения в латифундию – огромное поместье Целия, обосновавшееся у подножия горы.

      – Как ты узнал про ягненка в канаве?

      – Чему я столько лет учил тебя? Все замечать! – Олиний повернулся и обвел взглядом то, чего здесь давно уже не было. – Вон там располагался центр могущественного города Фалерии. До его священной границы, которую Таркун, основатель Этрурии, провел бронзовым плугом, отсюда чуть больше мили. Четыреста лет назад на том месте, где мы стоим, было полным-полно этрусков, живших самой

1

Гаруспик – в Этрурии и Древнем Риме жрец, гадавший по внутренностям жертвенных животных и толковавший явления природы.