Капля крови в снегу. Стихотворения 1942-1944. Геннадий Гор

немца увидел в глаза,

      Фашиста с усами и с носом.

      Он сидел на реке

      С котлетой в руке,

      С папиросой в губах,

      С зубочисткой в зубах

      И левой ногой обнимая полено.

      Вдруг всё мне открылось

      И осветилось немецкое тело,

      И стала просвечивать

      Сначала нога,

      А после рука.

      И сердце открылось кошачье,

      Печёнка щенячья

      И птичий желудок,

      И кровь поросячья.

      И тут захотелось зарезать его,

      Вонзить в него нож,

      Сказать ему – что ж!

      Но рука испугалась брезгливо,

      Нога задрожала

      И взгляд мой потух.

      То птица сидела с человечьим лицом,

      Птица ночная в военной шинели

      И со свастикой на рукавах.

      Взмах и она улетает.

Июнь 1942

      7. Любино поле

      Люба любила, потела

      И чай пила с мёдом в овсе.

      Когда-то помещик случайный

      Ушкуйник и поп. Но время ушло

      И их унесло.

      И вот мы в окопах сидим,

      На небо глядим

      И видим летят

      То ближе то дальше

      И бомбы кидают.

      Любино Поле расколото вдрызг

      И Луга-речонка поднята к самому небу.

      Ах, небо! Ах, Ад! Ах, подушка-жена!

      Ах, детство. Ах, Пушкин! Ах, Ляля!

      Та Ляля с которой гулял,

      Которой ты всё поверял.

      Ах, сказки! Ах, море и всё!

      Всё поднято, разодрано к чёрту

      И нет уже ничего.

      Деревья трещат. Дома догорели.

      Коровы бредут и бабы хохочут от горя.

      Лишь старик один озабочен

      Зовут его Иванов.

      Он выменял пару ботинок

      За десять штанов,

      А штаны отдал за телёнка.

      Телёнок убит.

      И дом лежит на траве с отрубленным боком.

      А по полю прыгает Иванов, улыбаясь

      И ищет, и ищет, и свищет,

      И спрашивает и каждого, где они —

      Те что заплатят ему за убыток.

Июнь 1942

      8. «Сани, кадушка, кровать…»

      Сани, кадушка, кровать

      Речка, избушка, корова.

      Тёплое выморозь, жеребцов и мужчин оскопи

      И землю сделай плешивой немецкой луною.

      Сады умирают там, где ступит нога.

      Дома убегают, где рука прикоснётся.

      Озера кричат. Рожают деревья урода.

      Сани, кадушка, кровать

      Речка, избушка, корова.

      Где дети? Уже не играют, уже не рисуют

      И детские кости белеют, тоскуют,

      И детская плоть в обломки, в кирпич

      Впилась на радость кому-то.

      Было иль не было —

      Чтоб в речке плясала вода,

      Чтоб мама смеялась

      И яблоня кидала весною цветы?

      Но будет.

      И будет корова – коровой, избушка – кукушкой,

      И станет снова землею луна,

      Соловьи захохочут в лесах

      И Гитлер увянет безротый

      Бесплотный с птичьей улыбкой.

      И Геббельс станет повозкой.

      И дым завитками над крышей уже

      Как