Цукерман освобождений. Филип Рот

– и глазам своим не поверил. Встретить вас в подобном месте! Я только хотел подойти и поблагодарить вас перед уходом.

      – Все в порядке.

      – Самое невероятное, что я тоже из Ньюарка.

      – Да что вы?

      – Родился там и вырос. Вы уехали в сорок девятом, да? Теперь это совершенно другой город. Вы бы его не узнали. Вам бы не понравилось.

      – Да, мне рассказывали.

      – Сам я до сих пор там. Тружусь на износ.

      Цукерман кивнул и помахал официантке.

      – Вряд ли люди могут оценить то, что вы делаете для старого Ньюарка, если они сами не оттуда.

      Цукерман заказал сэндвич и чай. Откуда он знает, что я уехал в сорок девятом? Наверное, в «Лайфе» прочел.

      Он улыбнулся, ожидая, когда же незнакомец тронется в путь, за реку.

      – Вы, мистер Цукерман, наш Марсель Пруст.

      Цукерман рассмеялся. Он представлял это немного иначе.

      – Я серьезно. Без шуток. Боже упаси! На мой взгляд, вы и Стивен Крейн – вот два великих ньюаркских писателя.

      – Очень любезно с вашей стороны.

      – Есть еще Мэри Мейпс Додж, однако «Серебряные коньки» хоть и прекрасная книга, но детская. Я бы поставил ее на третье место. И Лерой Джонс, но его я без колебаний ставлю на четвертое место. Я это говорю безо всяких расистских предрассудков и никак не увязываю это с трагедией, которую переживает город в последние годы, но то, что он пишет, это не литература. На мой взгляд, это негритянская пропаганда. Нет, из писателей у нас вы и Стивен Крейн, из актеров – Род Стайгер и Вивиан Блейн, из драматургов – Дор Шери, из певцов – Сара Воэн, из спортсменов – Джин Хермански и Херб Краутблатт. Я нисколько не хочу ставить в один ряд спортивные достижения и ваши книги. Я уверен, что настанет время, когда школьники будут приезжать в Ньюарк, чтобы…

      – Что вы, – сказал Цукерман – его это забавляло, но он никак не мог понять причины таких словоизвержений, – что вы, вряд ли школьников станут возить туда из-за одного меня. Тем более что «Империю» закрыли.

      «Империей» назывался давно прекративший свое существование стрип-клуб на Вашингтон-стрит – в его полумраке многие парнишки Нью-Джерси впервые увидели трусики-стринги. Одним из них был Цукерман, другим – Гилберт Карновский.

      Мужчина вскинул руки – и шляпу, – мол, сдаюсь.

      – Что ж, у вас и в жизни исключительное чувство юмора. Мне на такое и ответить достойно не удастся. Но вы еще увидите! К кому еще им обратиться, когда они захотят вспомнить, каково это было в старые времена. В «Карновском» вы навеки вечные запечатлели то, каково это – расти в нашем городе, будучи евреем.

      – Еще раз большое вам спасибо. Правда, спасибо за все ваши добрые слова.

      Подошла официантка с его сэндвичем. На этом разговор должен закончиться. Собственно, приятно закончился. За словоизвержением больше ничего и не было – только то, что книга кому-то понравилась. Чудесно.

      – Спасибо, – сказал Цукерман – в четвертый раз – и церемонно приподнял половинку сэндвича.

      – Я ходил в Саут-Сайд. Выпуск сорок