Сталинград. Энтони Бивор

Никто не определил границу, отделяющую провокацию от полномасштабной войны, и никто не знал, что происходит на линии боевых действий. Связь с западными областями была прервана практически сразу после начала вторжения германских войск.

      Надежды даже самых фанатичных кремлевских оптимистов рушились. В 3:15 поступило донесение командующего Черноморским флотом о том, что немецкие бомбардировщики совершили налет на военно-морскую базу в Севастополе. Советские военные моряки не могли не вспомнить о внезапном нападении японской эскадры на Порт-Артур в 1904 году. Георгий Маленков, один из ближайших соратников Сталина, отказался верить словам наркома ВМФ Николая Кузнецова и по собственной инициативе перезвонил в Севастополь, проверяя, не уловка ли это высшего командования флота, направленная на то, чтобы заставить вождя действовать. В половине пятого утра – через два часа после начала вторжения на западной границе – Шуленбург вручил Молотову ноту правительства Германии с объявлением войны. По словам одного из присутствовавших при этом, в глазах пожилого дипломата застыли слезы гнева. Потом Шуленбург добавил, что лично он считает решение Гитлера безумием. Молотов поспешил в кабинет Сталина, где собрались члены политбюро. Большевистский вождь, выслушав страшное известие, бессильно обмяк в кресле и ничего не сказал. Его многочисленные грубейшие просчеты давали пищу для горьких размышлений. Советский лидер, славившийся своим беспощадным коварством, угодил в ловушку, которую во многом сам себе и подготовил.

      В течение следующих нескольких дней новости с фронтов были настолько катастрофическими, что Сталин, в характере которого упрямство сочеталось с трусостью, вызвал Берию и Молотова на секретное совещание. Не следует ли заключить с Гитлером мир, какую бы дорогую и унизительную цену ни пришлось заплатить, как это было сделано в 1918 году в Брест-Литовске? Можно будет отдать бо́льшую часть Украины, Белоруссию и Прибалтийские республики. Позднее в Кремль вызвали болгарского посла Ивана Стаменова. Молотов спросил, согласен ли он взять на себя роль посредника, однако, к удивлению советских руководителей, Стаменов отказался. «Даже если вы отступите до Урала, – сказал он, – в конце концов все равно победите».[19]

      Подавляющее большинство граждан Советского Союза еще понятия не имело о том, какая страшная беда обрушилась на их Родину. 22 июня было выходным воскресным днем, и, как водится, народа в центре Москвы оказалось немного. Адмирал Кузнецов, народный комиссар Военно-морского флота, отметил это, направляясь на машине в Кремль. В наркомате «еще не чувствовалось дыхания войны, хотя уже было известно, что на переднем рубеже полыхает пламя ожесточенного столкновения».[20]

      Наконец в полдень из громкоговорителей раздался голос Молотова, а не Сталина. «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…» В заявлении не было никаких подробностей.

19

Волкогонов Д. Сталин: триумф и трагедия.

20

Кузнецов Н. На флотах боевая тревога. М., 1971.