Сталинград. Энтони Бивор

командующих. 21 июля он отстранил от должности Тимошенко и назначил вместо него генерала Гордова, оставив широкие полномочия Василевскому. Однако уже в начале августа советский вождь решил разделить фронт на два – Сталинградский и Юго-Восточный. Оборону на южном крыле, протянувшемся от Царицы, то есть от центра Сталинграда на юг, в калмыцкую степь, возглавил генерал-полковник Андрей Еременко, еще не оправившийся до конца после ранения в ногу. Узнав о своем назначении, Еременко был раздосадован и выступил против того, чтобы делить фронты по центру города, но эти возражения лишь вызвали гнев Верховного главнокомандующего.

      4 августа Еременко вылетел в Сталинград на транспортном «дугласе». Самолет сел на маленьком аэродроме на северо-западной окраине города. Еременко встретил Хрущев, и они поехали в штаб фронта. Больше всего новый командующий был возмущен недостатком достоверной информации о противнике. Через пять дней Сталин снова преобразовал командование – теперь Еременко предстояло встать во главе обоих фронтов. Кроме того, советский вождь, объятый тревогой, направил в Сталинград Жукова, чтобы тот выяснил, как обстоят дела, на месте, и доложил ставке.

      Главная опасность, по мнению Еременко, заключалась в одновременном наступлении 6-й армии Паулюса через Дон с запада и 4-й танковой армии Гота с юго-запада. Угроза нависла над всей Нижней Волгой. В Астрахани после массированных немецких бомбардировок началась паника. Нефтеперерабатывающие заводы в дельте Волги горели целую неделю, небо до самого Каспийского моря затянулось густыми облаками грязно-черного дыма. Новые налеты привели к полному хаосу. Порт был забит беженцами, причалы заставлены станками и оборудованием местных заводов, которые надлежало эвакуировать на восток. Теперь, если не брать в расчет степь, прорваться в тыл можно было только через Каспий.

      Противостоять стремительному продвижению танков Гота в безлюдной калмыцкой степи, которую сами русские называли краем земли, было практически некому. Лев Лазарев, командовавший подразделением морской пехоты Каспийской флотилии, сказал об этих местах так: «Это не Россия, это Азия. Трудно было понять, зачем нужно оборонять эту территорию, но мы все знали, что должны стоять насмерть».[206] Сухопутных войск осталось совсем мало, и на помощь пришли моряки. Морские бригады перебрасывали даже с Тихоокеанского флота. Командовали ими 18-летние курсанты Ленинградского военно-морского училища. В октябре, когда моряки еще ехали в Сталинград с Дальнего Востока, курсанты прошли краткий – трехнедельный! – курс обучения в полевых лагерях в калмыцкой степи. Этим мальчишкам предстояло командовать бывалыми моряками, но они не опозорились в бою. Молодые лейтенанты понесли страшные потери. Из 21 однокашника Лазарева в следующем году в живых оставались всего двое…

      Тем временем у немецких военачальников, несмотря на победы, росло чувство тревоги. «После Дона мы будем наступать к Волге, – писал в своем дневнике командир роты 384-й пехотной дивизии. – Кто знает, что ждет нас там?..»[207]

206

Лазарев, беседа, 13 ноября 1995 года.

207

ЦАМО, 206/294/48. Л. 485.