Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки. Карина Демина

осила в комнату охапки полевых цветов.

      И прятала под подушкой подарки.

      Резной гребешок, пусть и стоивший два медня, но все одно нарядный, или бусы из ракушек, которые Ядзита сама собирала на речушке, или еще какую-то мелочь.

      На кухне готовили шоколадный кекс, маленький, для одной Ядзиты.

      И нянька вносила его на серебряном старом подносе, пожалуй, единственной серебряной вещи, которая осталась в старом поместье.

      …продали его много позже.

      В тот день она проснулась до рассвета и лежала в постели, слушая, как заливаются за окном соловьи. Солнце наступало с востока, золотило небо.

      Дышалось легко и свободно.

      – И чего валяешься? – поинтересовался кто-то.

      – Хочу и валяюсь, – ответила Ядзита, зевая. Но в кровати села, прищурилась, силясь разглядеть того, кто тайком пробрался в ее комнату.

      – Этак вся ночь пройдет. – Он, точнее, она и не думала прятаться.

      Сидела на стульчике, спину выпрямив, ручки на коленках сложив; и что за беда, если эти коленки костлявые сквозь саван просвечивают, а сам саван, полупрозрачный, истлевший, растянулся по полу.

      У незнакомки было бледное лицо с черными провалами глаз и губы синюшные…

      Ядзита закричала.

      И лишилась чувств, а когда пришла в себя, то светило солнце, а у кровати ее, уткнувшись в старую записную книжку, сидел отец.

      – Очнулась? – Он произнес это недовольно, так, что Ядзите разом стало стыдно, что обмороком своим и болезнью – а Ядзита чувствовала себя невероятно больной – она оторвала отца от работы.

      Над чем он работал, она не знала.

      Отец запирался в Южной башне, появляясь лишь к ужину, и то не всегда. Но и ужины эти проходили в тягостном молчании. Мама вздыхала. Он листал очередной фолиант или вот эту самую записную книжку, которую и теперь держал в руках. Ядзите вменялось есть быстро, молча и не мешая родителям.

      – И жар спал, – сказал отец, опустив на лоб Ядзиты ладонь. Широкая и темно-красная, та показалась неимоверно тяжелой. Ядзита даже испугалась, что если отец немного надавит, то голова ее треснет. Но он руку убрал и брюзгливо поинтересовался: – Чего ты испугалась?

      – П-призрака… я п-призрак увидела…

      – И что? – Этот голосок она узнала. Девочка в платье-саване сидела на прежнем месте, но теперь в руках она держала любимую, а точнее, единственную куклу Ядзиты. – А я увидела человека. Но не ору же…

      – Она… она…

      Отец повернулся к девочке и, поморщившись, бросил:

      – Клео, иди погуляй…

      …так Ядзита узнала, что видеть мертвяков – это дар такой.

      Редкий.

      Наследный.

      Отец рассказывал скупо, раздраженно, мыслями пребывая где-то далеко, наверняка в Южной башне.

      – Нечего бояться. Они тебя не тронут, – сказал он напоследок и, захлопнув книжицу, добавил: – И вообще детям нужны друзья.

      Он наклонился, запечатлев на лбу Ядзиты холодный поцелуй, и ушел. А она сидела в кровати и думала, что, конечно, друзей хотелось бы… но не мертвых же!

      – Тук-тук. – Клео стояла на пороге. – Можно войти?

      – Входи.

      Не то чтобы теперь Ядзита вовсе ее не боялась, скорее… скорее уж чувствовала, что вреда ей и вправду не причинят.

      – А кричать больше не будешь?

      – Не буду.

      Вскоре Ядзита поняла, что мертвые друзья мало в чем уступают живым…

      – Семейное проклятие. – Она сидела, позволяя Себастьяну расчесывать тяжелые гладкие волосы. – Моя прапрапрабабка была колдовкой… служила Хельму…

      Она рассказывала просто, спокойно, будто бы не было ничего-то особенного в том ее детстве, в играх с мертвецами, в подвалах, где стояли Хельмовы камни, потемневшие от крови, намоленные…

      …о жуках, которых сама Ядзита приносила, нарушая запрет.

      …о драгоценном кинжале, что лежал на жертвеннике, и даже отец, распродавший ради таинственного своего изобретения все ценное, не посмел тронуть рубины в рукояти.

      …о лезвии, касавшемся кожи нежно…

      …о дареной крови…

      – Меня никто не вынуждал. Не просил. Не заставлял. – Ядзита склонила голову к плечу, она разглядывала свое отражение в зеркале с той же безмятежной улыбкой, к которой Себастьян успел привыкнуть. – Я просто знала, что должна поступить именно так. Камни давно остыли. Отец подвалов избегал. Теперь я думаю, что он боялся. Мать… была другого рода. А бабка умерла задолго до моего рождения.

      – Ужас какой, – вполне искренне сказала панночка Тиана, перехватывая тяжелые золотые волосы лентой.

      – Да нет… просто привыкнуть надо.

      Себастьян не сомневался, что с мертвыми друзьями без привычки управляться сложно.

      – Некогда наш род на все королевство