Горькая потеря. Александра Николаевна Кармазина

захват скулы девушки. Большой палец вампира нежно погладил розовую щеку, словно желая успокоить ее обладательницу.

      – Отпусти ее, Рамис.

      – Если я отпущу, она упадет, – фыркнул хладный. – Чего тебе, Охотник? Соскучился?

      – Долго будешь прикрываться ею? – иронично поинтересовался его собеседник. – Я знал, что у тебя нет чести, но чтобы настолько.

      – Да брось! – рассмеялся вампир. – О чем ты вообще?

      – Может, вы без меня как–то разберетесь? – пискнула девушка, пытаясь вывернуться из рук Рамиса.

      – Ты не зли меня, – наклонился он к ее уху, чуть сильнее смыкая пальцы. – Рот закрой, поняла?

      – Оставь ее, – повторил тот, что все еще стоял в паре шагов от них. – Давай, поговорим.

      – Ты разве пришел поговорить?

      – Обойдемся сегодня без третьих лиц, – все еще пытался убедить его собеседник. – Отпусти ее, Рамис.

      – Что же… – казалось, вампир уступил, но это лишь казалось. Освободив лицо девушки из тесного плена своих пальцев, он в то же мгновение вонзил зубы в ее беззащитную шею.

      – Нет! – кинулся к ним собеседник Рамиса, но был остановлен вытянутой вперед рукой хладного, который погрозил ему пальцем, точно непослушному ребенку. Наблюдая, как уходит жизнь из тускнеющих глаз девушки, Охотник чувствовал себя самым бесполезным существом на свете, но даже с этим ничего сделать не мог. Ей уже нельзя было помочь.

      Разомкнув челюсти, Рамис запрокинул голову, облизывая окровавленные губы. Даже в эти минуты от него невозможно было отвести взгляда. Вот чем он отличался от всех себе подобных – в Рамисе было нечто такое, что превращало его в произведение искусства. Он даже убивал иначе, чем другие. Он делал это красиво, почти филигранно. Повернув к себе умирающую женщину, нежно коснулся ее лица.

      – Что… что…

      – Тшш, – мягко прервал ее вампир. – Все. Уже все позади. Тебе не будет больно… – и, осторожно придерживая ее запрокидывающуюся назад голову, опустился на колено, чтобы позволить обмякшему телу осесть на бордовый ковер.

      – Как же я тебя ненавижу, – прошептал Охотник, тоже сползая по стене на пол.

      – Мерзкое чувство, правда? – Рамис поднял на него полнящийся кровью взгляд.

      – Ненависть?

      – Ты так ничего и не понял, – вампир выглядел расстроенным, когда поправлял разметавшиеся по ковру пряди окрашенных в красновато–каштановый цвет волос своей жертвы. Закрыв ее остекленевшие глаза, Рамис выпрямился.

      – Что ты пытаешься донести до меня все эти годы? – собеседник стянул с головы широкий капюшон толстовки. На лице Райса, а это был именно он, отразилось такое отчаяние и… глупость, что хладному стало смешно.

      – Ты сказал ненависть? – спросил Рамис. – Ненависть – хорошее чувство, оно помогает удержаться в здравом уме. Ты хочешь знать, ненавижу ли я тебя? Это не так. Ненавидят людей, а ты не человек, ты – Охотник.

      – Теперь нет…

      – И не был никогда человеком, – усмехнулся вампир. – Орден