Стрела Азнура. Валерий Цуркан

пар танцевали в центре зала. Эмма не знала имени исполнителя, но часто слышала, мать гоняла эти песни, когда оставалась одна. Это музыка маминой юности. Тексты какие-то глуповатые, Эмма не понимала, как можно сочинять и петь такие глупости.

      У нас всё будет хорошо,

      Всегда всё будет хорошо,

      Просто замечательно

      Вся жизнь пройдёт у нас.

      Несмотря на пустой бессмысленный текст, музыка была красивой и чарующей, а слова вбивались в голову будто молотком, и хотелось их напевать всегда и везде снова и снова. Прилипчивая мелодия, отметила про себя Эмма.

      Официант, одетый, как бармен со старинной картинки – в кожаной жилетке и белоснежной рубашке, принял заказ – два фруктовых коктейля – и исчез в глубине бара.

      – Какую новость ты хотел мне сообщить? – справилась Эмма, хотя уже догадывалась и без телепатии.

      Слойн внимательно поглядел в её лицо:

      – Ты ещё не узнала?

      – Ой, что ты такое говоришь! – возмутилась Эмма, встряхнув головой. – Я же обещала, что не стану этого делать.

      Слойн прикрыл рукой ладонь подружки.

      – Я уезжаю.

      Эмма побледнела.

      – Ой. Только не надо… – девушка осеклась. – Значит, тебя не оставят здесь?

      – Нет, конечно. Был бы я сыном сенатора – другое дело. Здесь оставляют только таких.

      – А куда отправляют?

      – Пока не знаю, скажут в самый последний момент. И когда отправимся – нам пока тоже не открыли.

      Официант принёс напитки, два высоких бокала, наполненных шипящей зелёной жидкостью. Эмма пригубила сладковатый коктейль. Пузырьки газа весело щекотали нёбо. Музыка всё так же играла, женский голос пел другую красивую и не менее глупую песню. Видимо, умных песен в стиле ретро не бывает.

      Не выходи замуж за пилота,

      Его сердце принадлежит звездолету.

      Сегодня он с тобой,

      А завтра – за звездой!

      – Пойдём потанцуем? – предложил Слойн.

      – А пойдём.

      Они отставили недопитые коктейли и поднялись из-за стола. И едва только закружились в медленном танце, как спокойную и красивую песню сменила быстрая и совсем не мелодичная, хотя такая же глупая. Рваный ритм захватил сознание танцующих, и все задёргались, как в эпилептическом припадке. И только Эмма и Слойн продолжали медленно кружить, а вокруг них образовалось свободное пространство, будто вакуум. Дёргающиеся в конвульсиях соседи расступались, позволяя странной парочке спокойно кружиться на танцполе. Эмме казалось, что весь мир трясёт, как в лихорадке, и только они двое, тесно прижавшись друг к другу, спокойно ждут, когда мировая агония прекратится. Когда агония завершилась и все, уставшие, но ещё подёргивающиеся, стали расходиться, Эмма и Слойн продолжали танцевать. Музыка затихла, но они и не слышали этого. Слойна кто-то окликнул, Эмма вздрогнула и оглянулась, а народ вокруг рассмеялся.

      – Знаешь, – промолвил Слойн, усевшись за стол, –