Если путь осязаем. Ника Горн

бережно скручиваемый в тугое кольцо кнут.

      Последовавшее аудиосообщение вдохнуло жизнь в самые нижние ноты удовольствия и хриплым эхом отозвалось в животе. Запись была прослушана еще несколько раз:

      – Зачем вам мои голоса, Кира? Что вы собираетесь с ними делать?

      Repeat:

      – За-чем ва-аам мои-ии, голоса-а, Кира? Что-о вы собира-ааа-ете-ееесь с ними-и де-ееее-лать?

      Repeat:

      – За-че-ееем ва-ааааам мои-ии….

      Волны голоса Германа замедлялись и резонировали в каждой ее свободно мыслящей клетке, обостряя органы чувств, провоцируя легкие вкусовые, тактильные и визуальные галлюцинации. Достигнув наконец глубины глубин, они вырвались наружу стоном и печатным сопровождением:

      – Смею предположить, что моя реакция на твой голос равноценна твоей реакции на мои трусики.

      Выдав в эфир это дерзкое сравнение, Кира тут же вообразила Германа в офисе, без стука входящего в ее кабинет, демонстрирующего подаренные ему сто лет назад ее же трусики со словами: «Ничего нет равноценного». Фраза эхом заметалась в лабиринтах воображающей, погружая ее всё глубже в новую сцену. Кира вмиг заключила наглеца в свои фирменные объятия, в прыжке обхватывая его ногами и руками, на ходу блокируя самоконтроль, подчиняясь первобытным алгоритмам лимбической системы.

      – Рыыырррррр, – завороженная вслух спугнула наваждение и резюмировала в отправленном сообщении:

      – Нет. Я бы точно не смогла с вами работать.

      Затем воспроизвела про себя загугленный подходящий отрезвляющий контекст:

      «На языке науки, любовь – это древний коктейль из нейропептидов – молекул, которыми нейроны "общаются" между собой. С точки зрения эволюции, любовь – это поведение, способствующее появлению и сохранению чувств, которые, в свою очередь, помогают размножаться и выживать».

      Продолжать род, когда тебе за сорок и у тебя три офигенных наследника, как-то незачем, подытожила Кира и дальше уже не читала болтовню страждущего.

      А всё тот же наглец, уловив без труда намек про «не смогу с вами работать» и ход дальнейших мыслей, подыгрывал уже в пустоту:

      – Почему нет? Я бы смог. Есть же затычки в нос, которые спасут меня от аромата корицы, исходящего от твоих плеч, шоры, которые уберегут меня от твоего зовущего взгляда, и беруши, благодаря которым я не услышу твой задорный смех.

      Диалог оборвался так же нелепо, как и начался. Без поводов на продолжение и прощание. Так случалось часто. Кира знала об этой особенности соавтора. И хотя она никак не вписывалась в рамки нормального человеческого общения, это не помешало девушке исключить привычную стадию разбора и выводов. Вместо этого девушка спокойно вернулась к диктовке:

      «Надеюсь, вы не ждете от меня рассказа о сокровенном и трепетном, не рассчитываете отыскать где-то на 134 или 243 страницах путь к вечным «Кто виноват?» и «По ком звонит?». Пытливые умы давно вычислили, что виноватых нет, а колокол – всегда только по вам. Здесь не будет ни острых идеологических