Вождь из сумерек. Книга 2. Николай Ярославцев

Посплетничать по-соседски.

      – А мне от них и передней не надо, не только что задней! – отрезал старик. – Не вводи в искушение, а то брякну, что ни на есть в запале, потом вовек не расхлебать. А тебе это не надо?

      – Не сказал бы, – честно признался Стас. – А можешь?

      – У-у-у! – удрученно протянул Почай, вытянув губы в трубочку. – Еще и как! Но уж помене, чем в молодые годы. Должно быть, старею все-таки. А по молодости удержу не было. Силищи невпроворот. К тому же горяч был. Хотя… Толи днесь, толи надысь… Вот едрит твою за опояску. Память дырявая, как решето у худой бабы. Только-только в ум входить начал, так память…

      Но что такого необычного натворил этот словоохотливый старик днесь или надысь, дослушать не довелось.

      – Протянуло! Чуешь, как свежо стало? Жилым запахло. А ты, баял, трубу ведьмину выводить! – подергал носом и мотнул головой. – Заходи…

      В избе дым слезу выжимал. С потолка сталактитами свисала сажа. Стены отливали воронением.

      С противоположной стороны в стене прорублено оконце, закрытое наполовину волоком.

      Кроме дыма, в избе стоял стойкий запах сухих трав, пучки которых во множестве свисали между сталактитами с потолка и закрывали стены.

      – Не боишься, что твои любвеобильные соседки в окно полезут?

      – Окно им без надобности, – отмахнулся волхв. – Скажу им слово, и сгинут, в прах оборотятся. Разболокайся. Ишь, железом как увешался. Тела незнатко. А я твою лошадку обихожу.

      – Не сладишь ты с моей лошадкой, – попробовал остановить его Стас. – Не любит чужих рук. Укусить может, а то и ногой поддеть.

      – Где же ты, милок, чужие руки увидел? Мне любая тварь в родне. Или не видел перед избой моего кормильца? – решительно отмел его сомнения Почай и скрылся за порогом. – Род ему имя. И все, кто под его небом ходят, ему детки, а, значит, и мне в родне будут. О двух ли, о четырех ли ногах ходят. А то и вовсе на голом брюхе ползают. А в родне почто друг на друга зубы скалить? Бывает, конечно, и рассваримся. Не без этого. И за бороду друг друга оттаскаем. Но только так, чтобы не душевередно.

      Лопочет старик себе под нос. Привык в одиночестве сам с собой разговоры разговаривать. Поперек никто не молвит. Что не скажи, все к месту. Конь отвечает тихим сдержанным ржанием.

      – Если бы за бороду, – покачал головой Стас.

      – Это ты про тех, к кому стопы направил?

      – Скорее, копыта. Ох, и слух у тебя, однако.

      – А мне без надобности. Я порой и то слышу, что и сказано не будет. Так те не в Роде живут. У них свой бог. Черный. У нас когда-никогда тоже был такой. А потом пропал куда-то. Может, и живой, но я не знаю. Тоже лютовать любил. Хлебом не корми, дай потешиться. И пря кровавая, и зависть, и жадность… Слов не хватит.

      – Будто сейчас нет?

      – Есть и сейчас, – старческий голосок дребезжал в мозгу. – А наш Чернобог, я думаю, к казарам в земли подался. Там лютует. Где кровь, там и он.

      – Казария наша теперь.

      – Про то слышал…

      Стас порылся в памяти.

      – Так и он в родстве Роду приходится.

      – А что ты думаешь?