Май. Екатерина Вайсфельд

формами: мясистыми ляжками, широкой задницей, пышной грудью, жировой складкой на животе. Сестра неприлично поправлялась, от этого страдала и свои переживания заедала ещё сильнее.

      – Если бы, – сухо ответила женщина из ванной комнаты, где она перебирала накопившееся бельё для стирки. – Мне и тебя по горло хватило, куда мне ещё пацана… Случайно вышло. Грешить не решилась, кто знает, что там… Пусть живёт, если прорвался сыч.

      – Ты всё в сказки веришь? Дед Мороз давно умер, – с издёвкой в голосе произнесла Света. – Сделала бы аборт и всё… Делов-то! Я бы даже не задумалась.

      Не понимая, о чём речь, Май с надеждой посмотрел на сестру своими огромными, напряжёнными глазами, но увидел на её лице безразличие. Белки его глаз увлажнились, губы дрогнули, и он убежал в комнату.

      Отец ушёл из семьи к любовнице – бабе-торгашке, челночнице, которая такими же властными руками, какими загребала товар для своей палатки, прибрала чужого мужика. Также она любила выпить, и в такие моменты её широкое, грубое, повидавшее виды тело требовало мужской плоти. Алкоголь, плотные яства, живые деньги и разврат – её мир был полон низменного, этим она питалась. Больше сын никогда не видел и не слышал про отца, который спустя какое-то время пропал без вести. Его не существовало в мире мальчика, и он по нему даже не скучал.

      У Мая не было друзей, отца, материнской любви, взаимопонимания с сестрой. Которая, подражая матери, то недолюбливала младшего брата: унижала его, относилась с пренебрежением и всячески пыталась задеть за живое, то вдруг смягчалась и в редкие моменты даже жалела его. Никто и никогда не интересовался жизнью Мая, его внутренним миром, в который он добровольно себя заточил. Он существовал в нём один, словно запертая горячая лава в недрах земли, которая наталкивалась на глухие людские стены, на собственные страхи, на взращиваемые комплексы. В нём бурлила жизнь, ещё не смеющая заявить о своих правах. Градус которой ещё не повысился настолько, чтобы прорвать вулканическую породу, дабы явить себя миру, всю свою мощь и талант.

      Единственной отрадой, отдушиной и в дальнейшем страстью мальчика была музыка. Он всегда её любил, впитывая ушками всё, что звучало мелодично. Будь то звуки красной шкатулки, в которой у мамы хранились две пары золотых серёжек, обручальное кольцо и малюсенькие иконки, или музыкальные заставки из мультиков и рекламы по телевизору. На музыку он реагировал молниеносно. Мог не с первого раза отозваться к обеду, заигравшись в своей комнате, но на первые же музыкальные звуки поднимал голову и тут же прислушивался.

      В восемь лет мальчуган полюбил этот вид искусства осознанно, уловив странные ощущения, никогда не испытываемые. Это случилось, когда он сидел напротив зеркала, гримасничал, что-то воображая в своей головке, а за его спиной в глубине комнаты работал телевизор. Началась трансляция концерта симфонического оркестра. Май застыл, оторвавшись от своих фантазий, и начал внимать музыке, не поворачиваясь к телевизору. Казалось, он впитывал её всем телом, а глазами