На краю одиночества. Карина Демина

светляки.

      Вот эту часть работы он ненавидел. Так… что тут? Гречка? И остатки мяса. Морковь. Запах, конечно, специфический, но… Вино? А вот и гриб. Снова мясо. Кусок чего-то мягкого и расползающегося. Бисквит?

      – Вот всегда ненавидел, когда вы так делали, – раздалось за спиной тихое, и Глеб выругался. Вслух.

      – Извините, – несколько смутился Мирослав. – Привычка.

      А ведь подошел так, что Глеб не то что не услышал, не ощутил даже.

      – Ничего. – Он размазал по тарелке содержимое желудка, пытаясь уловить хоть что-то. – Просто в следующий раз я могу… быть куда более несдержанным.

      Тьма смеялась.

      Она-то услышала человека загодя. Но промолчала. Она ведь не обязана предупреждать Глеба, раз Глеб не считается с тьмой. А ведь хочет она немногого…

      – Надо же. – Мирослав осторожно обошел тело и остановился у столика. – Гм… погодите… а дайте-ка…

      Глеб вложил пинцет в протянутую руку.

      – Ага… это ведь… – То, что Мирослав извлек из кучи, больше всего походило на головешку. – Воды бы…

      Вид у головешки был весьма характерный.

      И Глеб плеснул воды в плошку.

      Отмывал кольжецкий гриб Мирослав старательно, а отмыв, вытер платком и только потом разломил пополам. Наклонился. Понюхал.

      – Он самый.

      И Глебу протянул. Запах был весьма характерным, острым, с горькими нотками полыни.

      – В одном месте только подают гречу по-купечески, которую грибками приправляют… – задумчиво протянул Мирослав, окинув тело новым взглядом. – И надо сказать, весьма себе место специфическое, не всякого пустят и не со всяким говорить станут.

      – Со мной поговорят.

      – Может, оно и так, да только… как бы вам сказать… вам бы вовсе не высовываться, уж больно народишко у нас взбудораженный. Того и гляди полыхнет. А оно нам надо? Нет уж, я тут сам… есть у меня один знакомец… да как сказать, знакомец… помог я ему когда-то, вот, стало быть, долг платежом и красен, да…

      Мирослав завернул гриб в салфеточку.

      – Я еще тогда подумал, что уж больно лохмотья его чистые…

      Глава 8

      Проснулась Анна ближе к полудню.

      Потянулась. Перевернулась на живот. Улыбнулась самой себе, провела пальцами по лицу, стирая эту улыбку. Ни к чему…

      Солнце проникало сквозь полог листвы, заставляя ветви тянуться к свету. Стекла оранжереи дробили его на осколки, и казалось, сам песок светился. Впрочем, температуру пришлось понизить и открыть духовые окна, впуская поток прохладного воздуха.

      Она смахнула испарину со лба.

      Проверила воду в искусственном ручейке, из которого поднимались тяжелые ветви коряг. Присаженный на них мох разросся, и в нем скрывались темные бусины бульбофиллумов. Над самой водой раскрылись треугольные цветы масдеваллий. Они покачивались, словно перешептывались. Анна убрала несколько отмерших листьев, отметив, что в принципе пару растений можно будет разделить без особых проблем. А вот дракулам было явно жарковато, хотя лето только-только началось.

      Движение