Прощание с Литинститутом. Лев Юрьевич Альтмарк

идеалов, может быть, гораздо больше, чем другие народы, но, в отличие от них, никогда не утрачивали свою веру. И даже испытывали от этого своеобразное садистское удовольствие… Да, мы с тобой жили в разных условиях – я здесь, с постоянными родительскими воспоминаниями о жизни среди мусульман, ты – среди коммунистов, но, сам посуди, была ли между нами принципиальная разница? И в тебе, и во мне, помимо желания, уже была заложена многовековая обречённая готовность сносить оскорбления и вытирать плевки с лица, нежелание идти на открытый бунт, но всеми способами добиваться своего, упорно копить силы на чёрный день и не пускать в свой мир посторонних. Сокровенная мечта не давала преступить грань между нами и теми, у кого такой мечты нет… Улыбаешься? Думаешь, небось, с чего этот «интеллектуал» заворачивает такие цветастые фразы? Ему бы – про баб, деньги да баскетбол…

      Мишка с удивлением разглядывал Амнона, с трудом поспевая за его мыслями.

      – …Ну, да ладно. Всё равно когда-то я должен был кому-то высказать всё, что накипело на душе. Так что терпи, солдат, пока командир сопли по воротнику размазывает… – Амнон вытащил сигарету, нервно прикурил и швырнул зажигалку на стол. – И вот пришли великие идеалисты, которые протянули нам потерянную путеводную нить. Они знали, куда идти, как идти и чем необходимо пожертвовать, чтобы достичь цели и не сбиться на дорогу, проторенную другими народами. Одного не учли: за тысячелетия ожидания мы устали, смертельно устали. Так устали и привыкли к своему положению, что стали тяжелы на подъём, а если и поднимались, то со всем своим скарбом и предрассудками. Нам больше не хотелось перемен и неизвестности… Однако ничего другого нам не оставалось: мечта уже нашла благодатную почву в наших истомившихся душах, и мы вдруг почувствовали, что больше так продолжать не можем, ведь вот она, подлинная свобода, на горизонте. Из народа-приживалы и вечного гостя на чужом пиру мы превратились в народ, опьянённый неожиданно свалившимся богатством. Но любой знает: посади голодного за стол, уставленный богатыми яствами, он сперва опьянеет от вида такой роскоши, потом бросится есть и не остановится до тех пор, пока его не вывернет наизнанку… Знаешь, что я сейчас подумал? Может, всё, что у нас есть сегодня, мы получили преждевременно? Иначе, почему в нас столько разочарования, беспричинной обиды и жестокости? А ведь мы, по сути дела, получили совсем немного – нам лишь удалось стать такими свободными, как остальные народы, а самое главное – оно по-прежнему впереди…

      Мишку всё больше и больше поражали слова Амнона. Было удивительно, как этот простой израильский парень, наверняка в университетах не учившийся и едва ли прочитавший даже десятую часть тех книг, что прочёл Мишка, способен рассуждать о таких высоких материях, как судьба народа, давать оценки, ниоткуда не позаимствованные и вполне логичные, хотя… Что-то в его построениях Мишку не устраивало и настораживало. Может, категоричность и однозначность выводов, по-солдатски прямолинейных, словно Амнон, как всегда, прокладывал маршрут взвода по карте,