Искусник. Валерий Петрович Большаков

флешку.

      – Армен Суренович, как всегда, на разворот.

      – Сделаем в лучшем виде! – с жаром заверил гостя Вартанян, и передал флэш-накопитель мне. – Антоша, займись! Господи… Ты чего такой бледный?

      – Душно тут… – пробормотал я, чувствуя, как сердце заходится в биеньи, а кишки словно кто в кубло смотал и в морозилку сунул.

      «Это за мной! – колотилась мысль. – Это за мной!»

      Красивая женщина кого хочешь соблазнит, а уж меня-то… Возможно, Светланка просто скучала или хотела муженьку насолить, не знаю. Мы занимались любовью с вечера до утра, и на следующий день, и все выходные – на даче, у меня, у нее, в машине, в офисе…

      Вот тебе и мотив для убийства.

      «Хоть бы он ничего не знал! – я взмывал на качелях к неясным надеждам и ухал в провалы отчаяния. – Да успокойся ты! Никто ж ничего не видел! Да?! А если видел – и донес? Или Светланка сболтнула? Ей-то что, а мне капец… Зароет в тайге…»

      – Не побрезгуйте! – заблеял Сандро, подсуетившись: остатком «Хванчкары» наполнил полбокала. – Сорок первый натикал рабу божьему Александру!

      В настроениях малость захмелевшего ответсека я с ходу не разобрался, а вот Брут от «дринка» отбиваться не стал, хотя явно не пешком пришел. Блеснув драгметаллом из ротовой полости, он отчеканил в манере блудного эмигранта:

      – Паблисити вам, да чтоб просперити! – и влил в себя дар грузинских лоз. – Вот и всё.

      – Да вы присаживайтесь, присаживайтесь! – услужливо захлопотал Вартанян, подвигая стул гостю.

      – Благодарствую. Не хочу объедать вашу дружную компанию… – буржуин непринужденно уселся, закинув ногу на ногу. – Может, молодежь сгоняет в магазин?

      И Фима, горевший давеча пролетарским негодованьем, угодливо взял сунутую ему пятитысячную.

      – Я быстро!

      Стрельнула дверь, следом бухнула входная. Рекламодатель бросил в рот кусочек сервелата, и взглядом захватил другую мишень – меня.

      – А вы не тот ли Чернов? – прищурился он, словно ловя в прицел. – Живописец?

      – Наверное, тот, – пожал я правым плечом, склоняя к нему голову, и самому себе напоминая Хокинга.

      – Видел вашу работу на выставке, – снисходительно кивнул Брут. – Портрет старушки. Экселент!

      – Баба Феня, – на моем лице запечатлелась бледная улыбка мельком. Я ее выдавил, как зубную пасту из пустого тюбика.

      – Да-а? У вас талант, Антон… э-э…

      – Михайлович.

      – У вас талантище, Антон Михалыч! – произнес деляга с оттенком задумчивости, будто сожалея. – Главное даже не в том, что на полотне чуть ли не каждый мазок проработан, в этакой… э-э… испытанной манере старых мастеров. Вы… – он тонко улыбнулся. – Я повторю грубоватый комплимент одного из посетителей: «Рисует не тушку, а душку!» Вот и всё.

      – Стараемся… – мой голос совсем одеревенел от напряженья.

      – А где другие ваши работы?

      Ответ был сух и краток, как сучок:

      – Их нет.

      – А