Смерть наяву. Марина Серова

головой, господа, у меня все в порядке, – напустив на себя изрядную строгость, ответила я в трубку. – Оставьте ваши дурацкие шуточки при себе и, если не хотите лишиться постоянного клиента, извольте привезти мне на дом заказанные кассеты сегодня же вечером.

      Передо мной столь же церемонно извинились, объяснив свою гипотезу относительно моей съехавшей крыши тем фактом, что и «Крутая разборка», и «Печальные глаза осени» за прошедшие два месяца побывали на телеэкране целых восемь раз по разным каналам.

      Как ни странно, «Крутая разборка» оказалась заурядной мелодрамой, а «Печальные глаза осени» боевиком по-русски, хотя, судя по названиям, должно быть наоборот. Но Бог им судья.

      Да-да, теперь я окончательно вспомнила Голицына: ей-ей Сталлоне! Так же печально смотрит в камеру и несет какую-то хренотень. Весьма физически развит, мог бы сорвать какой-нибудь приз на соревнованиях культуристов. И так же, как Сталлоне, актер никакой.

      «Но зато какие глаза!» – парировала это утверждение одна моя знакомая. Что ж, с таким аргументом не поспоришь.

      Хотя, мне кажется, что печаль в этих глазах и не ночевала – и у Сталлоне, и у Голицына. Просто тип лица такой от рождения.

      У меня был один приятель со столь зверской рожей, что его обходили за версту. А ведь добрейший был человек! Так что про глаза – не надо ля-ля.

      Позевывая, я досмотрела до конца оба фильма. Который боевик – туда-сюда, который мелодрама – редкостный отврат. Уж и не знаю, зачем на такое деньги выделяют. Впрочем, если выделяют, значит, так нужно – наверняка там свои ходы-выходы, неведомые простым смертным.

      Сюжеты обоих фильмов были донельзя схожими. В первом – «Крутая разборка» – Голицын исполнял роль телохранителя, влюбленного в богатую миллионершу, которая периодически отвечала ему взаимностью то на фоне Останкинской телебашни, то возле другой башни – Эйфелевой. В конце концов, муж героини убивает обоих где-то возле Пизанской башни: влюбленные пытались скрыться в Италии. Башни, видимо, предполагали собой фаллическую символику, а сценарий – как можно больше заграничной натуры, чтобы съемочная группа могла вдоволь покататься по миру.

      Во втором фильме – насчет печальных глаз осени – Голицын играл супермена-спецназовца, который влюбляется в бандитку и пытается наставить ее на путь истинный, но в результате оказывается втянутым в грабежи и разбои. В финале оба гибнут под пулями коллег Голицына, не отягощенных нежными чувствами к криминальным дамам. Заграницей тут уже и не пахло, финансирование было не то, и режиссер ограничился крымскими пейзажами – тоже хлеб.

      Печальных глаз Голицына в обоих фильмах было с избытком. Одинаково невыразимо тоскливым взором смотрел Роальд и на своих возлюбленных, и на своих врагов. Женщины, наверное, млели.

      Помнится, сразу после первого фильма начал складываться своеобразный культ этого актера, да вот как-то не сложился. Причин тому могло быть великое множество, и я решила как-нибудь при случае навести справки по этому поводу – сейчас уже не оставалось времени.

      Очевидно,