Смерть наяву. Марина Серова

я молотили по асфальту, порождая у населения запоздалые сожаления о сорокаградусной летней жаре.

      Кажется, еще вчера ходили по дому, позабыв об одежде, ежеминутно забирались под душ, который с трудом можно было назвать прохладным – так прогревалась вода в трубах, поглощали литрами ледяную кока-колу – и все зря, все безуспешно.

      Хотелось куда-нибудь на север, в Норвегию или Гренландию. Теперь уже не хочется.

      Как пошутил один мой знакомый, русский человек не может быть нормальным при таком климате, когда природа бросается из крайности в крайность – зимой минус тридцать, летом – то же самое, но со знаком плюс.

      Я сидела у окна и, закрыв глаза, слушала шум ливня. Кому-то это может показаться странным, но вой ветра и тяжелые шлепки воды о землю меня успокаивали, навевая полудремоту. Но спать мне пока что не светило – я ждала телефонного звонка.

      Впрочем, звонки этим вечером уже были – числом пятнадцать. Но что-либо более-менее внятное я смогла понять только из первого, да и то не совсем. Продолжение следовало, но запаздывало.

      Первый звонок раздался полтора часа назад. Не могу сказать, что я была ему очень рада, так как в этот момент принимала ванну.

      – Женечка! – разнесся по коридору голос моей тетушки. – С тобой хочет поговорить мужчина с очень приятным баритоном.

      – Пусть перезвонит! – крикнула я в ответ, переключив воду с душа на кран, чтобы меня было слышно. – Минут через пятнадцать.

      – Это межгород, – уточнила тетушка. – Может быть, выйдешь?

      Я накинула халат и выскочила из ванной. Вдруг действительно что-то важное?

      – Евгения Максимовна? – раздался в трубке томный говорок.

      – Да-да, – откликнулась я, подумав про себя, что у нас с тетей довольно разные представления о приятных мужских голосах.

      – Вас беспокоит Костяков Симон Аронович. Мне дал ваш телефон Синицын – помните такого? – и сказал, что к вам можно обратиться.

      – Я вас слушаю.

      – Дело, Евгения Максимовна, могу сказать сразу, нелегкое, – с сожалением отозвался голос в трубке, – но оплата будет соответствовать степени сложности, могу вас заверить.

      – В чем состоит работа?

      – Охрана. Постоянная охрана человека, который должен прибыть в ваш город через два дня, – продолжал Костяков. – Хотелось бы избежать возможных инцидентов… Что-то у вас там в трубке трещит?

      – Это у вас трещит.

      – Да? Вполне вероятно. Алло! Алло! Вы меня слышите, Евгения Максимовна?

      – Слышу!

      – Алло!.. Я перезвоню…

      Костяков действительно попытался перезвонить немедленно, но у него ничего не получилось.

      На этот раз нас упорно не хотели соединять – на линии свирепствовали какие-то жуткие помехи, и я с трудом смогла расслышать только очередное костяковское «алло!» и последующее чертыхание.

      После третьего звонка (с тем же результатом) я минут десять глядела на молчащий телефон и затем решила продолжить свои омовения. Но эта неодушевленная тварь снова задребезжала, когда я уже готова была влезть в ванную.

      Пришлось бежать в гостиную и снова слушать в трубке хрипы и шорохи.

      Дальнейшие попытки Костякова закончить наш с ним разговор многое рассказали мне об этом человеке. Сначала он перезванивал через минуту. Потом, видимо, ему надоело накручивать диск или тыкать пальцем в кнопки, и он стал перезванивать по какой-то своей иррациональной временной параболе. Я ради интереса даже засекала время, промежутки между звонками занимали последовательно три, двадцать, одну, шесть, четыре, восемнадцать, снова одну, пять и сорок минут.

      Наконец что-то там у них в проводах совместилось, и я вновь обрела возможность оценить тембр голоса Симона Ароновича.

      – К вам едет Роальд Голицын! – объявил он мне. – Вы понимаете, что это значит?

      Я пожала плечами, хотя и не была видна собеседнику. Почему я должна это понимать?

      – Будет лучше, если вы поясните, – предложила я. – В чем заключается проблема?

      – Проблема? – тяжело вздохнул Костяков. – В двух словах, даже в одном, если быть кратким – в лице Роальда Голицына.

      – Он что, урод?

      Последовала пауза.

      – Вы телевизор вообще-то смотрите? – осторожно поинтересовался Симон Аронович.

      – Бывает, – честно ответила я. – А что, Голицына часто показывают?

      – Столичный канал «Экран» у вас ловится? – задал следующий вопрос Костяков.

      – Вроде бы да.

      Я подняла к глазам телепрограмму и нашла на одном из дециметровых каналов названный Костяковым «Экран» – развлекуха с местными вкраплениями.

      – Включите, пожалуйста, ваш телевизор, – сдержанно попросил Симон Аронович, – и посмотрите немного, а я вам потом перезвоню. Ой нет, лучше я подожду, а то до вас не дозвонишься.

      – Тогда ждите.

      Я щелкнула пультом, и передо мной засветился