Солнце в лампе и тайна Коллекционера. Мэри Соммер

Квентин решил, что она очень изменилась. Осанка, строгий костюм, укладка соответствует требованиям моды. Мечтательность во взгляде развеялась – её вытеснил опыт и осознание, как мало из загаданного сбывается. Но сегодня ему казалось, что рядом с ним всё та же Джейн Олдридж, дочь хозяина «Лавки чудес» с Мун-стрит. Хоть за последние пятнадцать лет она зачем-то успела стать миссис Флетчер.

      Лифт медленно ехал наверх. Скорее бы выйти из душной кабины! Или пусть застрянет на несколько часов.

      – Помнишь нашу игру: две правды и одна ложь? – вдруг спросил Квентин. Он скосил взгляд, но Джейн продолжала смотреть строго вперёд.

      – На память не жалуюсь, – ответила она.

      Квентин развеселился и ненадолго забыл о мире вокруг шахты лифта.

      – Тогда угадай, что из этого ложь. Сейчас сентябрь. Ты прекрасно выглядишь. На протяжении этих лет я практически о тебе не вспоминал.

      У Джейн дёрнулся уголок губ.

      – Лучше вы проверьте смекалку, сэр, – она сделала шаг в сторону. – Этот серый шейный платок придаёт вашему лицу болезненный оттенок. Вчера я начала проводить инвентаризацию в архиве и не заметила ни одного расхождения в делах, за которые вы отвечали. Я ничего не буду предпринимать по этому поводу.

      Наконец лифт остановился, и решётчатые двери разъехались в стороны.

      – Вы всё-таки забыли правила, миссис Флетчер, – Квентин поправил платок и обязал себя отныне всегда его носить. – Солгать нужно один раз, а не три.

      Уже выйдя в коридор, Джейн обернулась и впервые внимательно посмотрела на него.

      – Почему ты не пришла? – быстро спросил Квентин.

      Прозвенел звоночек, и двери закрылись. Вопрос длиной в пятнадцать лет вновь остался без ответа.

***

      «Почему ты не пришла?»…

      Дверь была массивной, тяжёлой. Неужто кованых ворот, ограждающих особняк Хэлброков от всего мира, было недостаточно, чтобы отвадить гостей? Высоченные, чёрные, они отворились с неохотой и громко лязгнули за спиной, словно Лахесис одолжила у сестры ножницы и перерезала нить судьбы.

      А теперь ещё и дверь эта.

      – Волнуешься?

      Квентин взял её за плечи и развернул к себе.

      – Н-нет, – выдавила из себя Джейн.

      Воротник её лучшего платья для визитов уже оставил красный след на её шее. Если она сейчас упадёт в обморок, прибудет доктор, констатирует смерть от удушья, и её похоронят, что самое обидное, прямо в этом платье.

      – Эй, колокольчик, всё будет хорошо.

      – Только не называй меня так, когда мы переступим порог этого дома, ладно?

      Квентин рассмеялся – задорно, как мальчишка. Это он напоминал Джейн один из колокольчиков в лавке её отца. Дорогой, бронзовый, отражающий в своей начищенной поверхности всю роскошь этого мира.

      – Я буду называть тебя своей невестой, – заявил Квентин, расцеловав её в обе щеки. Он потянулся к губам – но тут за дверью послышались шаги.

      В доме было много окон, но Джейн будто попала в тёмную комнату. Изредка в ней вспыхивал