Инженеры. Пьеса без действия в пяти картинах. Владимир Алексеевич Фадеев

>Большая комната

      Наташа, хозяйка, перед зеркалом, Ирина хлопочет вокруг стола.

      Н а т а ш а. Как он испугался, что никого из ребят еще нет! Покраснел, притих, будто газету читает. Газета прошлогодняя и на немецком языке, я в ней календарь мод везла… А ты говоришь – женат и двое детей…

      И р и н а. Он при тебе пять с половиной лет краснел, ты не замечала.

      Н а т а ш а. Как его заметить, если он незаметный? Ни роста, ни виду, ни страсти…

      И р и н а. Про страсть-то тебе откуда знать?

      Н а т а ш а. У него на лбу написано. Ему в постели газету дай, он ее в темноте читать будет.

      И р и н а. Как же, по-твоему, он двоих детей родил?

      Н а т а ш а. О! В природе много еще загадок!

      И р и н а. С бюргером тоже из-за этого разошлись?

      Н а т а ш а. Где-где, а тут мой немчишка был специалист. Здесь другое, много другого, я и сама не все поняла… одним словом «стремится с Запада душа, ей нечего там делать».

      И р и н а. Сначала на запад, потом с Запада, потом опять на Запад…

      Н а т а ш а. Не смейся. Я в Москве четыре года не была, приехала и в четыре дня так наскучалась, что хоть обратно кати. Все-таки Азия… Хорошо еще – Сережка объявился.

      И р и н а. А… как это он объявился?

      Н а т а ш а. Позвонила, он и объявился. Ты не обижаешься? Я ведь ничего не знаю. Просто позвонила, он и пришел. Нельзя было?

      Пауза

      И р и н а. Это еще почему? Захотела и позвонила, захотел – и пришел… Все у тебя просто.

      Н а т а ш а. В жизни, вообще, должно быть все просто. Знаешь, как немцы живут? Лишний раз в душу друг к другу не лезут.

      И р и н а. Сразу в трусы?

      Н а т а ш а. Чудачка!

      Пауза

      А ты замужем так и не была?

      И р и н а. Нет… Говорили мне тут – месяца два назад, что жить без меня не могут, да я почему-то не поверила.

      Н а т а ш а. Что так?

      И р и н а. Испугалась… Спряталась, трубку не поднимала, просила отвечать, что нет дома.

      Н а т а ш а. Зря. Это нам сейчас – главное.

      И р и н а. Главное, только когда дело доходить – все размазывается, путается, а, в конце концов, и совсем рассыпается, не собрать … как, кстати, он?

      Н а т а ш а. Кто?

      И р и н а. Сережа… твой.

      Н а т а ш а. А, Сережа… Кто его поймет? То веселый, веселый, как и раньше, на гитаре играет студенческие наши, а то вдруг найдет что-то, загрустит, замолкнет на целый день, вроде думает, а то и психанет ни с того ни с сего, два раза даже дурой меня назвал… Все равно, я бы за него пошла.

      И р и н а. Сначала за немца, потому что модно, потом за Серегу, потому что веселый и на гитаре играет, потом за какого-нибудь Жоржика с барахлом, а потом и за Сашку – профессорской женой в зрелые годы – самое то…

      Н а т а ш а. Сашка – кандидат?

      И р и н а. Уже полгода.

      Н а т а ш а. Всего хочется! Где-нибудь на свое маленькое счастье да наткнешься. А тебе, поди, большое подавай?

      И р и н а. Какая разница – большое, маленькое…

      Н а т а ш а. Есть, наверное, если ты от маленького отказываешься. (Заканчивает туалет. Принимает позу.) Ну как?

      И р и н а. Да-а. Нет слов…

      Н а т а ш а. Я тебе говорю – надо проще. Нечего там накручивать, наматывать, наклеивать, намазывать… Для женщины что надо? Гигиена, естественность и немного вкуса!

      И р и н а. Европа! Слушай, а чья это идея группу собрать, Серегина или твоя?

      Н а т а ш а. Моя, конечно. Ему почему-то все это представляется скучным! Отговаривал. Но я убедила. Все-таки пять лет выпуска, я столько времени никого не видела.

      И р и н а. Мы тоже встречались редко, считай – и не встречались.

      Н а т а ш а. И потом сказала, что у меня день рождения.

      И р и н а. У тебя же в сентябре. Нехорошо, приедут с подарками…

      Н а т а ш а. Думаешь, я обманула? Завтра мне исполняется… знаешь, сколько мне завтра исполняется? Десять тысяч дней. Всем юбилеям юбилей!

      И р и н а. Как же ты это сосчитала?

      Н а т а ш а. Еще там, у них модно. Двадцать семь лет, плюс сто пятьдесят три дня – ровно десять тысяч дней.

      И р и н а. У меня, значит, уже одиннадцатая щелкает… Боже, какие мы старые!

      Пауза

      Н а т а ш а. День рождения и… еще! Но это мы потом, потом! А в Москве я совершенно одна была. Знакомых не осталось, новых еще не завела. Единственный способ разогнать эту тоску – собрать однокашников, повспоминать, выпить, за жизнь поговорить, потанцевать.

      И р и н а. Неизвестно, где разгонишь, а где нагонишь…

      Н а т а ш а. Ну, вот, и ты… Не бойся, будет очень мило и весело. Я вам про Германию расскажу. Будет здорово!

      И р и н а. Как в лучших домах Берлина, Дрездена и Карл-Маркс-Штадта. (Уходит на кухню.)

      Звонок.