Целитель – 6. Валерий Петрович Большаков

словно поджидали меня, но я свернул на широкую лестницу, взбегая на первый этаж, просвеченный насквозь, как сухой аквариум.

      – О, Миша! – живо развернулась тетя Дуся. – А тут к тебе!

      С низенького диванчика плавно, по-кошачьи, встала Инна в пухлой куртке и задорной лыжной шапочке с вышитыми снежинками.

      – Привет! – расцвела Хорошистка улыбкой. – А я… Вот! – она провела пальцами по картонному ящику со знакомой синей картинкой. «МикроЭВМ «Коминтерн-1А». – Купила тут, недалеко… А он такой тяжелый! Олег на съемках сейчас, в Казахстане где-то… А потом смотрю – твоя машина стоит! Думаю, может, ты…

      В синих глазах сияла такая несмелая и чуточку кокетливая мольба, столько в них светилось надежды, что я уступил.

      – Пошли, – сказал, подхватывая ящик. – Как ты его только дотащила!

      – На себе! – жизнерадостно прозвенела Инна. – Ой, ты же в одном свитере!

      – Да ладно, – запыхтел я, боком проходя в раскрытые девушкой двери, – в машине согреюсь.

      Осторожно уложив хрупкий груз в кузов, прижал его сбоку запаской, чтобы не елозил, и залез на водительское.

      – Садись!

      По-женски суетливо, Хорошистка устроилась на переднем сиденье.

      – Да тут недалеко, на Ленинском! – затараторила она. – В большой квартире ремонт, пришлось нам переехать в съемную. А то пыли столько!

      Я промычал нечто сочувственное, трогаясь и выезжая на Кравченко. А Москва принарядилась к празднику…

      Отовсюду жгло красным цветом – трепетали на ветру флажки и полоскали стяги, надувались, как паруса, транспаранты, переброшенные через улицу. Голые деревья уже не гасили сполохи наглядной агитации, и в поле зрения постоянно попадали образы Великого Октября – «Аврора», красногвардейцы, вдохновенный профиль вождя мирового пролетариата…

      – Буду сразу и учиться, и сниматься! – оживленно щебетала Инна. – А вот на сцену выйти стесняюсь! Представляешь? Ну, вот что я за человек…

      – Красивый человек, – вставил я, выворачивая на проспект и улавливая в глазах пассажирки такой знойный посыл, что кровь в жилах закипела. – Куда ехать?

      – А вон! До того дома – и направо! Вон, где арка!

      Остановившись у подъезда, я нагрузился и зашагал за Хорошисткой, ругая курский «Счетмаш» – могли бы и прорезей наделать в ящикотаре, а то и ухватиться не за что…

      – Сюда! – Инна отперла дверь квартиры и пропустила меня за порог. – Да ты не разувайся!

      – Ну, вот еще… – проворчал я, скидывая туфли.

      – А тебе в них не холодно?

      – А там стельки из войлока. Тепло…

      В квартирке еще держался старушечий нафталинный дух, но уже победно витал молодильный запах валютного «Нескафе».

      Девушка засеменила вперед, распахивая дверь спальни, куда вписалась огромная квадратная кровать, застеленная стеганным хуторянским одеялом, грузный кустарный шкаф о трех дверцах и модерновый стол в углу, простейший, как «Квадрат» Малевича.

      – Ставь! А… –