Нормальные горожане. Алексей Павлюшин

и рассыпался в реверансах, но королеву не впечатлил ни один, и, судя по выражению лица, она злилась все сильней, пока зловещая музыка с нарастающим накалом и беспорядочно скачущие красные и фиолетовые лучи маленьких прожекторов, бьющих снизу, окончательно ни указали на ее бешенство. Свет на сцене медленно погас, и только алые вспышки из глубины кулис освещали очертание трона и контуры мечущихся фигур.

      Музыка резко оборвалась, и сверху спустился огромный голубой светящийся диск, судя по всему, символизирующий луну. В холодном свете, куда более искусственном, чем прежде, проявились очертания королевы, трона и очереди к нему, но теперь королева была в черном и держала меч, острием вниз, а очередь состояла не из благородных вельмож, а из рабов в рубище и цепях. Каждый раб нес между ног деревянную палку и на очередной выкрик королевы «Amore!» делал шаг и бросал палку к подножию трона.

      Егору казалось, будто содержание спектакля не выделяется особой сложностью или очевидным накалом эмоций, и потому для него было загадкой, откуда взялось такое напряжение в атмосфере зала. Кстати, поведение его соседок это тоже подтверждало: та, что громко сопела, теперь даже иногда закашливалась, а держательница бессмысленного бинокля часто вытирала лоб платком.

      Режиссер тем временем и не думал жалеть разгорячившихся зрителей. Он учинил на сцене нечто вроде средневековой революции из ярких вспышек мелькающих теней, бегающих кругами рабов и рыцарей, – и все это, понятное дело, под аккомпанемент тревожной музыки.

      Как только бесчинства улеглись, на сцене вновь появилась героиня. Она стояла на том же месте, только в этот раз на коленях и в окружении человеческих черепов. Ее глаза закрывала повязка, и руки были связаны за спиной. Вместо очереди из принцев или рабов ее окружали рыцари. Они подняли мечи рукоятями вверх, произнесли нечто похожее на какое-нибудь заклинание или клятву, и, синхронно опустив клинки вниз, сформировали вокруг героини некое подобие изгороди.

      Теперь героиня осталась одна в кругу мечей. Она шевелила губами, и в этот момент ее осветил луч проектора: за ее спиной побежали кадры танцующих на лугу обнаженных мужчины и женщины, а высоко над ними светило солнце. Героиня опустила голову, и свет на сцене плавно угас, синхронно со звуком. После долгой паузы круг, обнесенный мечами, осветил тусклый голубой луч: от склонившейся женщины поднялся кусок прозрачной ткани и рывками поплыл вверх подобно медузе. Послышался звук ветра, и ткань плавно упала вниз. По потолку театра поползли разноцветные круги, а сцена тем временем ослепла темнотой. Раздался громкий короткий механический звук, подобный треску подзавода часов, и все снова стихло.

      Когда включился свет, над сценой опять висели тросы с грузами на концах. С пола вновь поднялись куски ткани и повисли на уровне грузов. Опять на сцену выскочили арлекины на ногах-ходулях, которые так же, как в начале представления, привязали ткань к тросам и, хохоча, исчезли в темноте, а грузы со скрипом и треском