Утопленница и игрок. Марина Кельберер

в поисках подходящего тяжелого предмета.

      – Вот, Мань, видишь – на людей уже кидаешься. Совсем озверела, – опасливо зашептал Леша из-за коробки. – Я уж прям боюсь… тебя…

      – Ты вот сейчас метнешь, Мань… – пригнулся Леша еще ниже за коробку, – в меня… чем-нибудь тяжелым… и что самое смешное – можешь попасть. Несмотря на свою неуклюжесть. Известно же – силы, при определенных обстоятельствах – удваиваются. А в твоем непростом случае, не обижайся, Мань – удесятеряются… учитывая еще твой боевой настрой, и… – Леша осторожно выглянул из-за коробки – глаза Мани метали молнии, – … разошлась-то как… К Верке что ли приревновала… – бормотал себе под нос вышеозначенный «жеребец», проворно опускаясь и заныривая ниже уровня стола.

      – Да-а-а-а, Мань – плохи твои дела… – тихой, сочувственной хрипотцой тянул он оттуда, – тебе б сейчас какого-никакого, хоть с культей – любого, Мань… Вон оно, как тебя разбирает-то…

      Маня перестала водить глазами по комнате и тяжело задышала, пытаясь взять себя в руки, чтобы окончательно не уронить себя перед этим дураком.

      Фигляром и клоуном.

      Пошляком и хамом.

      «Раненый боец» – надо отдать ему должное! – прекрасно устроился. С удивительной ловкостью, максимально комфортно и прочно расположился «в прифронтовом госпитале», то есть, у Мани на голове, и, свесив ножки, болтал ими в свое удовольствие.

      За полную дуру держит – это ясно.

      Он прав.

      Она же полностью соответствует и, согласно сценарию – поит, кормит и развлекает – покорно ведется, как дурочка недоразвитая, девочка семнадцатилетняя, на его дешевые провокации.

      Дурацкие «наезды и подковырки».

      Хотя каждый раз дает себе слово – быть выше.

      Но не получается… черт побери! – «быть выше».

      Ну, никак. Хоть умри.

      Глупо и недостойно интеллигентного человека – скатываться на такой уровень.

      Но этот проклятый «жеребец» – и нахлебник! – умел-таки всякий раз, непостижимым образом, задеть ее за живое и вывести из себя.

      Вот и делай после этого добрые дела.

      Наказуемы они – и еще как! – правильно люди говорят.

      И не отвяжешься теперь.

      Не отваливает – и все.

      …Чертов этот «раненый боец» – «жилец» обнаглевший!

      Те мужики из магазина интересовались им тогда сразу – на другой день. Почти два месяца назад.

      С тех пор – тишина. А два месяца – это срок. Все быльем поросло.

      Тянет «с отъездом» почему-то – медом что ли ему здесь намазано?!..

      Странно, кстати. И подозрительно.

      Очень подозрительно.

      Маня отдышалась, грозно свела брови и, строго себя контролируя, объявила – голос у нее, тем не менее подрагивал:

      – Леш, извини – но тебе пора на выход.

      Леша выпрямился и воззрился на Маню.

      – В смысле? Мань…

      – В прямом смысле.

      – Мань…

      Вот тут бы Мане и замолчать намертво, с непреклонным